— Вчера вечером ваш отец кратко упомянул об этом несчастье. Тяжкая потеря для вас.
— Похоронить единственного брата — тяжкая потеря для любого, — уже не так агрессивно отозвалась она. — Но для меня в особенности, потому что при нем мне жилось свободнее: Джон заступался за меня, я разделяла его мысли, он обращался со мной как с равной. Потеряв его, я вынуждена вести себя как леди, а мне это не по нраву, вовсе не по нраву.
К моему облегчению, на этих словах она рассмеялась, но смех быстро угас, и девушка принялась носком туфельки задумчиво ковырять траву.
— Вероятно, ваш диспут придется отложить? — спросила она, жестом указывая в ту сторону, где лежали тела. Судя по интонации, ей это было безразлично.
— Нет. Ваш отец ни за что не желает разочаровывать своего знатного гостя. Он распорядился, чтобы все шло по плану.
Ее лицо вновь вспыхнуло гневом, она вскочила на ноги, быстрыми, сердитыми движениями отряхивая юбку. До чего же переменчивы настроения этой девушки, будто небо над Везувием, подумал я.
— Еще бы! Человек погиб страшной смертью — всего-то навсего! Главное, чтобы ничто не нарушало течение жизни колледжа. Давайте притворимся, будто ничего не произошло! — Глаза вспыхнули яростью. — Знаете, доктор Бруно, когда погиб мой брат Джон, отец ни слезинки не пролил. К нему прибежали с этой страшной вестью, а он только кивнул, сказав, что будет у себя в кабинете, и не велел беспокоить. До конца дня он не выходил из кабинета. Он работал. — Последнее слово она будто выплюнула с презрением, почти с ненавистью.
— Я слышал, — неуверенно заговорил я, — что англичане стараются в любых обстоятельствах соблюдать спокойствие и приличия. Возможно, они не желают выказывать на людях свои чувства.
Девушка презрительно покачала головой.
— Мать прячется от своих чувств в постели, отец в работе. Стараются забыть, что у них был сын. Только я им мешаю — верчусь перед глазами, напоминаю о Джоне.
— Да нет же… — начал я, но София отвернулась от меня, крепко сжав губы.
— А каким трудом столь увлечен ваш отец? — спросил я через минуту, чтобы сменить тему.
— Пишет комментарий к книге мастера Фокса «События и памятники наших последних и опасных дней», — пренебрежительно отмахнулась она.
— Ах да, «Книга мучеников», — кивнул я, припоминая, что накануне за столом кто-то упоминал о проповедях ректора на эти сюжеты. — Разве книга Фокса нуждается в комментариях? Он и сам довольно-таки многословен.
— Отец считает, что нуждается. Для моего отца не существует ничего важнее этих комментариев — разве что бесконечные заседания совета колледжа, где ничего не происходит, все только сплетничают и грызутся между собой. — Она яростно дернула свисавшую над ее головой ветвь, и листья посыпались на землю. — Умнейшие люди Британии, доктор Бруно, а ведут себя как прачки, собравшиеся позлословить у пруда.
— Да, я насмотрелся такого в университетах, — улыбнулся я в ответ.
София еще что-то хотела добавить, но из внутреннего двора послышался шум и в проходе показались двое крепких мужчин, опоясанных кухонными фартуками.
— Пойду-ка я лучше, — сказала София, в последний раз боязливо оглянувшись на мертвые тела. — Простите, что не смогу побывать на диспуте, доктор Бруно. Мне не разрешают, а хотелось бы услышать, как вы побьете отца в споре.
Я удивленно приподнял бровь, а девушка ответила мне печальной улыбкой.
— Что, не полагается так говорить преданной дочери? Ну да, только дело в том, что у отца обо всем раз навсегда сложившееся мнение — и о миропорядке, и о том, кому какое место отведено в этом порядке. Порой мне кажется, он во все это верит лишь потому, что ему проще ни о чем не задумываться и не принимать самому никаких решений. А я бы так хотела, чтобы кто-нибудь разрушил эту его окаменелость, заставил подумать. Может быть, если бы он хотя бы допустил, что люди имеют право думать по-разному, он бы понял, что мир не неподвижен, а переменчив. Вот почему я желаю вам победы, доктор Бруно. — Она даже схватила меня за руку и слегка встряхнула. Я с улыбкой кивнул ей в ответ.
— То есть если ректор признает, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, он сумеет поверить и в то, что дочь имеет право учиться, как сын, и сама может выбирать себе мужа?
София покраснела и улыбнулась:
— Примерно так. Вы умны, доктор Бруно.
— Зовите меня Джордано, — попросил я.
София беззвучно задвигала губами, потом покачала головой:
— Мне это имя не выговорить. Давайте уж лучше буду звать вас Бруно. Итак, Бруно, вы должны выиграть этот диспут ради меня. Вы — мой рыцарь на этом поединке умов. — Она снова бросила взгляд на вытоптанную и окровавленную траву, и ее короткое оживление пропало. — Бедный доктор Мерсер! Как же так?
Еще раз пристально вглядевшись в лежавшие под деревьями тела, — выражения ее лица я не мог разгадать, — она повернулась и побежала по траве в сторону колледжа, легкая, быстрая. Обернулась и кинула мне прощальный взгляд как раз в тот момент, когда поравнявшийся со мной коренастый мужчина спросил, развязывая большой мешок:
— Так где нам закопать этого пса, приятель?
Глава 5
Наконец пришел коронер, освободивший меня от обязанности караулить тело Роджера Мерсера, а вместе с ним явился преисполненный важности доктор Джеймс Ковердейл, — как же, ему поручили вынос тела покойного соперника. Я с облегчением покинул сад через внутреннюю калитку и вышел во двор колледжа.
Служба закончилась, студенты в раздуваемых ветром мантиях толпились у входа в часовню, оживленно сплетничали и явно были в восторге от происшествия, хотя и делали вид, что страшно напуганы.
Было семь утра, но, поскольку мой ночной сон был прерван, мне хотелось поскорее вернуться в комнату, переодеться и еще немного поспать. А затем нужно было привести мысли в порядок перед вечерним диспутом, хотя нельзя сказать, что этот диспут интересовал меня по-прежнему.
На моей рубашке и штанах остались пятна крови, на что Ковердейл довольно ехидно указал мне, когда я прощался с ним и коронером.
— Вам бы лучше переодеться, доктор Бруно, — с издевкой посоветовал он, — а то, чего доброго, вас за убийцу примут.
Возможно, его разозлило, что я, а не он оказался в центре событий. Пусть, дескать, чужак не считает себя чересчур важной персоной. Поглядывая на взволнованных студентов, я пытался понять, как мог Ковердейл даже в шутку заговорить об убийстве, если ректор официально всех уведомил, что произошел несчастный случай. Впрочем, быть может, я слишком много значения придавал случайно вырвавшимся словам.
Однако действительно следовало переодеться. Стягивая штаны, я вдруг что-то нащупал в кармане. Ба, да это же ключи Роджера! Видимо, я машинально сунул их к себе в карман.
Я внимательно рассмотрел ключи. Меньший, по-видимому, был от двери в комнату Роджера: похожий выдали мне от моих комнат. Я кинул взгляд в окно на двор колледжа. Студенты постепенно расходились; у каждого книги под мышкой или в руках; кто спешит в библиотеку, кто-то направляется к главным воротам; на меня никто и не взглянул.
