В отдалении, на горизонте, в туманной дымке начал
вырисовываться Лондон. Некогда над этим пейзажем доминировали Биг-Бен и
Тауэрский мост, но теперь их сменило «Око Миллениума» – колоссальное
ультрасовременное колесо обозрения высотой в добрые пятьсот футов, с которого
открывался захватывающий вид на город. Как-то раз Лэнгдон даже хотел
прокатиться на колесе, но вид кабинок-капсул не внушил доверия. Они напомнили
ему маленькие саркофаги, и он предпочел остаться на земле и любоваться видами с
продуваемой всеми ветрами набережной Темзы.
Тут он почувствовал, что рука Софи легонько сжала его
колено. Глаза ее возбужденно блестели.
– Как думаете, что следует сделать с документами Сангрил,
если, конечно, мы найдем их? – спросила она шепотом.
– То, что думаю я, значения не имеет, – ответил
Лэнгдон. – Дед передал криптекс вам, стало быть, вам и решать. Делайте то,
что подсказывает вам сердце.
– Мне хотелось бы знать ваше мнение. Ведь, очевидно, вы
написали в своей книге нечто такое, что привлекло внимание деда, вызвало
доверие к вам. Поэтому он и назначил вам встречу. А такое с ним случалось
крайне редко.
– Может, он просто хотел сказать, что все написанное мной
ошибочно.
– Тогда зачем дед велел мне найти вас, если не одобрял ваших
идей? Скажите, в той рукописи вы высказывались в пользу того, что документы
Сангрил следует предать огласке? Или же сжечь на костре?
– Ни то ни другое. Я не высказывал суждений об этом. В
рукописи речь идет лишь о символах священного женского начала, прослеживается
вся их иконография на определенном отрезке времени. И не мне решать, должен ли
Грааль оставаться для всех тайной или же документы следует обнародовать.
– Но раз вы пишете об этом книгу, значит, все же хотите
поделиться информацией?
– Существует огромная разница между чисто гипотетическим
обсуждением альтернативной истории Христа и… – Он умолк.
– И чем?
– И представлением миру тысяч древних документов в качестве
научного доказательства того, что Новый Завет лжет.
– Но вы же сами говорили мне, что Новый Завет – фальшивка.
Лэнгдон улыбнулся:
– Софи, всякая вера на этой земле основана на фабрикации.
Это подпадает под само определение веры как таковой. Что есть вера, как не
принятие того, что мы лишь считаем непреложной истиной, того, что мы просто не
в силах доказать?.. В любой религии Бог описывается через метафоры, аллегории и
преувеличения разного рода. В любой – от древних египтян до современных
воскресных школ. Метафора есть не что иное, как способ помочь нашему сознанию
принять неприемлемое. Проблемы возникают, когда мы начинаем воспринимать
метафоры буквально.
– Так вы за то, чтобы документы Сангрил оставались
спрятанными?
– Я историк. Историк всегда против уничтожения документов. И
мне бы очень хотелось, чтобы у теологов было больше информации для исследования
и понимания необыкновенной жизни Иисуса Христа.
– Значит, вы против и того и другого?
– Разве? Библия является главным путеводителем в жизни
миллионов людей. Точно так же, как Коран, Тора и Пали являются путеводными
звездами для людей других верований. Если вдруг окажется, что найденные нами
документы противоречат священным историям исламских или языческих верований,
буддийской и иудаистской веры, должны ли мы обнародовать их?.. Должны ли
размахивать флагом и говорить буддистам, что у нас есть железные доказательства
того, что Будда появился вовсе не из цветка лотоса? Или что Иисуса родила вовсе
не девственница путем непорочного зачатия? Ведь истинно верующие всегда
понимали, что истории эти – сплошная метафора.
Софи посмотрела на него скептически.
– А мои друзья, люди глубоко верующие, считают, что Христос действительно
ходил по воде, действительно умел превращать воду в вино, действительно родился
от непорочной девы.
– Но это лишь подтверждает мои высказывания, – заметил
Лэнгдон. – Религиозная аллегория постепенно стала частью реальности.
Плотно и неразрывно вплетена в нее. И помогает миллионам людей жить в этой
реальности, мириться с ней и становиться лучше.
– А тут вдруг выяснится, что эта их реальность – фальшь. Что
они заблуждались.
Лэнгдон усмехнулся:
– Ну, заблуждались они не больше, чем какая-нибудь
помешанная на математике шифровальщица, свято верящая в воображаемое число «i»
лишь на том основании, что оно помогает разгадывать коды.
Софи нахмурилась:
– Это нечестно!
Они помолчали.
– Так о чем вы там спрашивали? – сказал Лэнгдон.
– Уже не помню.
Он улыбнулся:
– Всегда срабатывает безотказно.
Глава 83
На часах Лэнгдона с Микки-Маусом было почти половина
восьмого, когда он вместе с Софи и Тибингом вышел из лимузина на
Иннер-Темпл-лейн. Обсаженная деревьями дорожка, пролегавшая между зданий,
привела их в маленький двор перед церковью Темпла. Деревянная крыша блестела от
дождя, где-то наверху ворковали голуби.
Одна из древнейших церквей Лондона была сложена из
кайенского камня. Низенькая, круглой формы, с выступающим с одной стороны
нефом, она походила скорее на крепость или военный форпост, нежели на место,
где поклоняются Богу. Освященная 10 февраля 1185 года Гераклием, патриархом
Иерусалимским, церковь Темпла благополучно пережила восемь веков политических
баталий, выстояла во время великого лондонского пожара и Первой мировой войны,
но сильно пострадала от бомб, сбрасываемых люфтваффе в 1940-м. После войны была
восстановлена полностью.
Простота круга, подумал Лэнгдон, любуясь зданием, которое
видел впервые. Архитектура проста, даже примитивна, без всяких изысков, и
сооружение напоминает скорее римский замок Сант-Анджело, нежели изысканный
пантеон. И выступающая по правую руку «коробка» нефа просто мозолит глаза, хотя
и не скрывает изначальной языческой формы сооружения.
– Для субботней службы еще слишком рано, – заметил
Тибинг и заковылял к входу. – Так что, думаю, нам никто не помешает.
Вход в церковь представлял собой каменную нишу, в которой
виднелась массивная деревянная дверь. Слева от нее висела казавшаяся здесь
совершенно неуместной доска объявлений с расписанием концертов и церковных
служб.
Тибинг нахмурился:
