– Откроется для посетителей не раньше чем через два
часа. – Он подошел к двери и подергал ручку. Дверь не поддавалась. Тогда,
приложив ухо к деревянной обшивке, он прислушался. Потом отошел с хитроватой
ухмылкой на лице и, указав на доску объявлений, сказал: – А ну-ка, Роберт,
будьте так любезны, посмотрите, кто тут проводит службы на этой неделе?
Мальчик-служка уже почти закончил пылесосить пол, когда в
дверь церкви постучали. Он не стал обращать внимания на этот стук. У отца Харви
Ноулза были свои ключи, утренняя служба должна была начаться не раньше чем
через два часа. Наверное, какой-то любопытный турист или нищий.
Но тут стук из тихого перерос просто в громовой, дверь
содрогалась, точно кто-то бил по ней металлической палкой. Юноша выключил
пылесос и, сердито хмурясь, направился к двери. Снял задвижку, и дверь тотчас
же распахнулась. На пороге стояли трое.
– Так и есть, туристы, – тихо проворчал он. – Мы
открываемся только в девять тридцать.
Вперед выступил пожилой мужчина на костылях, по всей
видимости, лидер странной группы.
– Я сэр Лью Тибинг, – представился он по-английски с
безупречным аристократическим акцентом. – Как видите, я сопровождаю
мистера Кристофера Рена Четвертого с супругой. – Тут он сделал шаг в
сторону, и взору служки предстала симпатичная пара. У женщины милые мягкие
черты лица, роскошные рыжевато-каштановые волосы. Мужчина высокий,
темноволосый. Служке показалось, что он где-то уже видел это лицо.
Юноша растерялся. Он знал, что сэр Кристофер Рен – один из
самых известных благотворителей церкви Темпла. Именно он субсидировал все
реставрационные работы после великого лондонского пожара. Служка также знал,
что сэр Кристофер Рен скончался в начале восемнадцатого века.
– Э-э… а-а… большая честь познакомиться с вами…
Мужчина на костылях нахмурился:
– Хорошо, что не на торгах работаете, молодой человек.
Как-то вы не слишком убедительны. Где отец Ноулз?
– Сегодня суббота. Он появится позже.
Калека нахмурился еще больше:
– Вот она, благодарность. Он уверял нас, что непременно
будет здесь. Но похоже, придется нам обойтись без него. Много времени это не
займет.
Однако служка по-прежнему преграждал им вход в церковь.
– Простите, сэр, но я не совсем понял. Что не займет много
времени?
Мужчина прищурился, подался вперед и зашептал, точно не
хотел смущать спутников:
– Вы, очевидно, здесь новичок, молодой человек. Каждый год
потомки сэра Кристофера Рена приносят щепоть праха своего великого предка, чтоб
развеять его в этом святилище. Понятное дело, особой радости столь долгое
путешествие никому не доставляет, но что тут можно поделать?
Служка проработал в церкви Темпла уже два года, но ни разу не
слышал об этом обычае.
– Все же будет лучше, если вы подождете до девяти тридцати.
Церковь закрыта, я еще не закончил уборку.
Мужчина на костылях сердито сверкнул глазами:
– А известно ли вам, молодой человек, что этот храм до сих
пор стоит где стоял лишь благодаря тому джентльмену, что находится в кармане у
этой дамы?
– Простите, не понял…
– Миссис Рен, – сказал калека, – будьте так добры,
продемонстрируйте этому непонятливому молодому человеку драгоценную реликвию,
прах.
Женщина поколебалась, затем, точно очнувшись от транса,
полезла в карман свитера и вынула какой-то небольшой цилиндр, завернутый в
тряпицу.
– Вот видите? – рявкнул мужчина на костылях. – И
теперь вы или пойдете нам навстречу и позволите исполнить волю покойного –
развеять его прах в церкви, или же я сообщу отцу Ноулзу о том, как с нами здесь
поступили.
Служка растерялся. Ему было известно, как строго соблюдает
отец Ноулз все церковные традиции… И что гораздо важнее, он знал, насколько
нетерпимо относится настоятель ко всему, что может бросить тень на его приход,
выставить его в неблаговидном свете. Возможно, отец Ноулз просто забыл о том,
что сегодня с утра к ним должны прийти члены этой знаменитой семьи. Если так,
то сам он рискует куда больше, если выставит этих людей вон, нежели если просто
впустит их. Да и потом, они ведь сказали, что всего на минутку. И какой может
быть от этого вред?
Когда служка наконец отступил и пропустил троицу в церковь,
он мог поклясться: в этот момент мистер и миссис Рен выглядели не менее
растерянными, чем он сам. Юноша неуверенно вернулся к своим обязанностям,
продолжая украдкой следить за гостями.
Они вошли в церковь, и Лэнгдон, слегка улыбнувшись, тихо
заметил Тибингу:
– Смотрю, сэр Лью, вы превратились в заправского лжеца.
Тибинг украдкой подмигнул ему:
– Клуб при оксфордском театре. Там до сих пор помнят моего
Юлия Цезаря. Уверен, никто не смог бы сыграть первую сцену третьего акта с
большей убедительностью.
Лэнгдон удивился:
– Мне всегда казалось, Цезарь погибает в этой сцене.
Тибинг фыркнул:
– Именно! И когда я падаю, моя тога распахивается, и я
должен пролежать на сцене в таком вот виде целых полчаса. Причем совершенно
неподвижно. Уверяю вас, никто не справился бы с этой ролью лучше.
Лэнгдон поежился. Жаль, что пропустил этот спектакль.
Посетители прошли прямоугольным проходом к арке, за которой,
собственно, и открывался вход в церковь. Лэнгдона удивил аскетизм убранства.
Алтарь располагался там же, где и в обычной Христианской церкви вытянутой
формы, мебель же и прочие предметы обстановки – самые простые, строгие,
лишенные традиционной резьбы и декора.
Тибинг хмыкнул:
– Типично английская церковь. Англосаксы всегда предпочитали
более прямолинейный и простой путь общения с Богом. Чтобы ничто не отвлекало их
от несчастий.
Софи указала на широкий проход в круглую часть церкви.
– Здесь прямо как в крепости, – прошептала она. Лэнгдон
с ней согласился. Даже отсюда стены постройки выглядели необыкновенно
внушительными и толстыми.
– Рыцари ордена тамплиеров были воинами, – напомнил им
Тибинг. Стук его алюминиевых костылей эхом разносился под каменными
сводами. – Эдакое религиозно-военное сообщество. Церкви служили им
форпостами и банками одновременно.
– Банками? – удивилась Софи.
