Колле был растерян.
– Но ведь они уже прислали агента Невё сообщить нам это.
Фаш покачал головой:
– Невё они не посылали.
– Что?!
– Директор сказал, что как только от нас поступили
материалы, он собрал всю команду и засадил за работу. А когда прибыла агент
Невё, она лишь взглянула на снимки Соньера и кода и тут же, не говоря ни слова,
вышла из офиса. Директор сказал, что не может ее упрекать. Такое поведение было
продиктовано тем, что она очень расстроилась, увидев эти снимки.
– Расстроилась? Она что, никогда не видела снимков
мертвецов?
Помолчав, Фаш ответил:
– Я этого не знал, да и директор тоже, по крайней мере до
тех пор, пока его не уведомил один из сотрудников. Дело в том, что Софи Невё
приходится Жаку Соньеру внучкой.
Колле лишился дара речи.
– Директор сказал, она ни разу не упоминала об их родстве. И
решил, что Невё поступала так из скромности. Просто не хотела, чтобы к ней
проявляли снисхождение лишь потому, что она доводится внучкой такому
знаменитому человеку.
Неудивительно, что она так расстроилась из-за этих снимков,
подумал Колле. Он счел неприятным совпадением тот факт, что эту молодую женщину
вызвали расшифровывать послание, оставленное трагически погибшим родственником.
Но все равно поступки ее были лишены смысла.
– А ведь она сразу поняла, что цифры, написанные Соньером,
являются последовательностью Фибоначчи, так как приехала и сказала нам об этом.
И лично мне непонятно, почему она ушла из отдела, не сообщив об этом своим
коллегам.
Колле пришло в голову лишь одно приемлемое объяснение:
Соньер написал этот цифровой код на полу в надежде, что Фаш тут же задействует
в расследовании криптографов, а стало быть, и его внучку. Так, может, и
остальная часть послания есть не что иное, как способ передать ей какие-то
сведения? Если да, то какие? И при чем здесь Лэнгдон?
Но не успел Колле хорошенько поразмыслить об этом, как
тишину музея взорвал вой сирены. Где-то в недрах Большой галереи сработала
сигнализация.
– Тревога! – крикнул один из агентов, сверившись с
показателями приборов. – В Большой галерее! В мужском туалете!
Фаш подскочил к Колле:
– Где Лэнгдон?
– Все еще в туалете, – ответил тот и указал на
мерцающую красную точку на экране монитора. – Должно быть, он разбил
окно! – Колле и подумать не мог, что Лэнгдон решится на это. Хотя в Париже
правила противопожарной безопасности требовали, чтобы все окна в общественных
зданиях, находящиеся на высоте свыше пятнадцати метров, можно было разбить в
случае пожара, выпрыгивать из окна второго этажа Лувра было бы самоубийством.
Кроме того, в той стороне крыла под окнами нет ни кустарников, ни травы,
способных смягчить удар при падении. Прямо под окнами туалетов часть площади с
двусторонним движением. – Бог мой! – воскликнул Колле, не сводя глаз
с монитора. – Лэнгдон на самом краю подоконника!
Но и Фаш не бездействовал. Выдернув из кобуры револьвер
«MR-93», он бросился вон из кабинета.
Колле растерянно следил за экраном монитора. Мигающая
красная точка на миг задержалась на подоконнике… и в следующую секунду вышла за
периметр здания.
Что происходит? Где Лэнгдон? На подоконнике или…
– Господи! – воскликнул Колле и вскочил. Точка
находилась вне стен музея. Вот она задрожала, застыла на мгновение, а затем
резко остановилась примерно в десяти ярдах от стен здания.
Колле задвигал мышкой и вызвал на экран монитора карту
Парижа. Затем сверился с контрольной системой слежения. Теперь он точно знал
место нахождения маячка.
Маячок больше не двигался.
Застыл на площади Карузель.
Глава 18
Фаш мчался по лабиринтам Большой галереи, и тут по
радиотелефону с ним связался Колле.
– Он выпрыгнул! – проорал Колле в трубку. – Маячок
остановился на площади Карузель! Прямо под окном туалета! И больше не
двигается. Бог ты мой! Думаю, Лэнгдон покончил жизнь самоубийством.
Фаш слышал его слова, но никак не отреагировал на них. Он
продолжал бежать. Казалось, этим коридорам нет конца. Пробегая мимо тела
Соньера, он различил в конце галереи свет. Вой сирены становился все громче.
– Стойте, погодите! – снова прозвучал возбужденный
голос Колле. – Он двигается! Господи, он жив! Лэнгдон двигается!
Но Фаш продолжал мчаться вперед, проклиная эти бесконечные
галереи.
– Лэнгдон движется все быстрее! – возбужденно орал
Колле. – Движется через площадь. Так, погодите… он прибавил скорость. Он
перемещается с нечеловеческой быстротой!
И вот впереди показались двери туалетов. Теперь голос,
доносившийся из радиотелефона, был едва слышен из-за воя сигнализации.
– Должно быть, он в машине! Да, думаю, он в машине. Я не
могу…
Тут голос Колле окончательно утонул в шуме сигнализации. А
Фаш с револьвером наготове ворвался в мужской туалет. Морщась от пронзительного
воя, он принялся осматривать помещение.
В кабинках никого. В комнате с умывальниками – тоже ни души.
Глаза Фаша устремились к окну в дальнем конце помещения. Стекло было выбито. Он
подбежал и высунулся наружу. Внизу Лэнгдона тоже не было видно. Фаш не
представлял, как подозреваемый мог решиться на такое. Ведь если человек прыгает
с такой высоты, травма неминуема.
Тут наконец сигнализацию отключили, и голос Колле снова стал
слышен:
– … движется к югу… все быстрее… пересекает Сену по мосту
Карузель!
Фаш посмотрел влево. Единственным автомобилем на мосту
Карузель был огромный трейлер с прицепом, он направлялся к югу от Лувра. Прицеп
был покрыт виниловым тентом, напоминавшим гигантский гамак. Фаш даже вздрогнул,
представив себе эту сцену. Очевидно, грузовик всего лишь несколько мгновений
назад остановился внизу, прямо под окном, на красный свет, и этот негодяй
выпрыгнул.
Безумный риск, подумал Фаш. Ведь Лэнгдон не знал, что лежит
в прицепе под тентом. А если там стальные трубы? Или цемент? Пусть даже мусор.
Прыжок с высоты сорока футов? Нет, это безумие!
– Маячок смещается, он поворачивает! – кричал Колле в
трубку. – Поворачивает к мосту Сен-Пере!
И трейлер действительно сбросил скорость и свернул вправо, к
мосту. Ну и пусть, подумал Фаш, наблюдая за тем, как грузовик исчезает из вида.
Колле уже связался по рации с агентами, дежурившими на улице, по всему
периметру здания, и отдал распоряжение преследовать на патрульных машинах
трейлер, за перемещением которого помогал следить маячок. Так что как ни
старайся…
