— Можно взглянуть?
Она вытянула что-то из ящика письменного стола. Значит, была уверена, что я приму ее предложение.
Это был обычный коричневый канцелярский конверт, несколько мятый по краям. Внутри лежал свернутый листок обычного размера А-4, на нем было раздельно приклеено несколько слов:
«Ты уничтожил меня, я уничтожу тебя».
Гм! Четко и вполне зловеще. Ох и искусники авторы анонимок! Чаще эмоции утяжеляют общий стиль. Но не в данном случае; правда, писать от руки несколько рискованно. Впрочем, разумеется, рука-то посторонняя.
— У вас есть версия?
— Ну, сначала я думала, что это кто-то из бывших пациентов.
— А теперь?
— Теперь не знаю. Видите ли, навести справки о связях нашего оздоровительного центра совсем нетрудно. В нашем бизнесе всем прекрасно известно, что мы с мужем партнеры. Но мне кажется, метить в обоих — это уже слишком.
— Пользует ли ваш муж людей, которые могут прибегнуть к помощи террористов?
Оливия пожала плечами:
— У него частная практика. Морис помогает всем, кому, как он считает, можно помочь, если за это платят. Вряд ли он предварительно консультируется с полицией.
Мне тут же представился громила из Ист-Энда, решивший свернуть челюсть хирургу за то, что у жены одна грудь теперь больше другой. Или подумаешь — грудь: мафиозный осведомитель наутро после пластической операции обнаруживает: каким был, таким остался. Обидно до смерти. В буквальном смысле слова.
— Ну а что думает ваш муж, кто бы это мог быть?
Пауза. И следом:
— Честно говоря, он ничего об этом не знает.
— Не знает?! Оливия вздохнула:
— Первое письмо пришло, когда он уехал на конференцию, а я в этот момент оказалась в дирекции. Попросила его секретаршу последить за почтой, и когда появилось второе, она не ему об этом сказала, а мне. Морис трудится невероятно много. Буквально не выходит из состояния стресса. Я подумала… словом, мне не хотелось доставлять ему ненужных огорчений из-за какого-то психа.
Резонно. Понятно: чтоб такие дикие деньги заколачивать, приходится работать на износ. Да еще надо, чтоб и рука со скальпелем была в порядке, не дрогнула. Не то что у меня, чуть что — связаны руки.
— Ну и тут вы тоже не стали обращаться в полицию?
Она покачала головой:
— Я же говорю, решила, это какой-то маньяк. У нас и такое случается.
Я хлебнула скотча. Иногда помогает. Иногда нет. Теперь — можно обратно в забой:
— Скажите, а что бывает, если пациент не удовлетворен?
Оливия вздохнула:
— По-всякому. Вы представляете себе, что такое эстетическая хирургия?
Я скорчила гримасу:
— Эстетическая? Она вроде называется косметическая.
— Это у дилетантов косметическая.
— А в чем разница?
— Есть клиники, адреса которых вы прочтете на обложках женских журналов. Там почти весь персонал даже не имеет нужного образования. Морис не из таких, он не только высококвалифицированный хирург, у него за плечами десять лет комплексной реконструктивной хирургической практики.
Послушайте, ведь ее благоверный — именно то, что так требуется службам спасения и помощи в Боснии. Жаль, денег им не хватит воспользоваться его услугами.
— Такая ответственная работа требует высочайшей квалификации. Это поистине эстетическая задача, иначе не скажешь. Разумеется, здесь, как и во всякого рода хирургии, существуют общепринятые нормы, но в эстетической гораздо шире диапазон индивидуальных запросов. А это порой рождает завышенные требования.
— Например, свиные уши превратить в атласные раковинки? — спросила я, чуть было не брякнув: «Не все ж знают меру, как вы!»
— Как правило, уважающий себя хирург берется за операцию, только если видит, что преобразование возможно, и если уверен, что клиент отдает себе отчет, что он получит в результате.
— А бывает все-таки, что клиент, посмотрев в зеркало, испытывает шок?
— Бывает.
— И что тогда?
— Тогда он обращается повторно, уже с жалобой. И тут надо постараться. Приятного мало, если тебя обвиняют в преступной халатности. Необходимо во что бы то ни стало погасить недовольство. А если не выходит, но вы считаете, что повторная операция или лечение могут помочь, приходится на это идти.
Не исключено, она пишет мужу тексты докладов. Чувствуется навык опытного сценариста.
— Это бесплатно?
— Когда как. Случается и бесплатно. Но даже если хирург не претендует на вознаграждение, существуют еще клинические расходы, оплата услуг анестезиолога. Но если вы убеждены, что больше ничем нельзя помочь, стойте на своем, предложите проконсультироваться у другого специалиста в надежде на врачебную солидарность.
— Вы замечательно осведомлены, — произнесла я бодро.
— Да, — сказала Оливия, — это так. Господин Здоровье и Госпожа Красота. Деловые партнеры. Сейчас. А кем она была раньше? Регистраторшей? Медсестрой? Не выступлю ли я в роли антифеминистки, если предположу, что их роман развивался по излюбленному сценарию «Миллз энд Бун»?
[4]
Впрочем, плевать. Мы ведь с ней дрейфуем не в чистых водах идеологии. Потому я рискнула спросить.
— А вы как думаете? — спокойно отозвалась она.
Лодку явно потянуло на мель. Сейчас врежемся в берег. Рулевой пьян. Скотч правил рулем, я не сопротивлялась.
— Что-то мне подсказывает, не были ли вы одной из пациенток?
Едва заметная пауза, вопрос:
— Что подсказывает, что конкретно? Тут настала моя очередь запнуться.
— Почему бы вам не расценить это как комплимент? — выдавила я.
Оливия задумалась, но невозможно было определить, насколько задели ее мои слова.
— Видите ли, — начала она после паузы, — с годами я поняла, что главное — не комплексовать из-за того, что кто-то может догадаться. Смущение—чисто британская болезнь. Америке она не свойственна. Я как-то была с Морисом на одной конференции в Сан-Диего. Кстати, Калифорния — родина этой профессии. У них это абсолютно вписывается в общую культуру. Они делают массу операций-коррекций, увеличение груди, липосакцию и прочее, прочее. Но больше всего они занимаются лицами. Жертвы солнца. По-моему, миллионы женщин там первые сорок лет жизни стремятся загореть, а последующие сорок — избавиться от морщин. Для хирурга в Америке самая лучшая реклама — его собственная жена. На той конференции, пожалуй, почти все женщины были с подтяжкой. Я смотрела, считала их. Ни капли неловкости ни у одной не заметила. Наоборот, все ходили с гордо поднятой головой. Каждая считала себя живой рекламой мастерства своего мужа. — Она сделала паузу. — Правда, кое-кому гордиться было нечем, выглядели чудовищно— Знаете, как можно вычислить таких?