— Но это же абсурд! А президент обладает достаточной
властью, чтобы изменить это?
— Разумеется, — на сей раз уверенно ответил сенатор. —
Президент имеет полное право наложить вето на бюджетную заявку любого
ведомства, которое, по его мнению, требует слишком много средств.
— Тогда я отдаю свой голос вам, сенатор Секстон. Пятнадцать
миллиардов на исследование космоса, тогда как дети не получают достойного
образования. Просто невероятно! Желаю удачи, сэр. Надеюсь, у вас хватит
выдержки пройти весь путь до победного конца.
В эфир вывели следующий звонок.
— Сенатор, я только что прочитал, что международная
космическая станция, работающая под эгидой НАСА, получает колоссальные деньги,
к тому же президент собирается усилить финансирование за счет резервного фонда,
чтобы продлить сроки ее эксплуатации. Это правда?
Секстон получил именно тот вопрос, который и был ему нужен.
— Правда!
Он подробно объяснил, что космическая станция изначально
задумывалась как совместное предприятие, стоимость которого делили бы между
собой двенадцать стран. Но после того как началось строительство, бюджет
станции неожиданно взлетел, выйдя из-под контроля. Поэтому многие страны
отказались в нем участвовать. Однако президент США, вместо того чтобы отменить
проект, решил возместить ущерб, тем самым покрыв и чужие расходы.
— Наша доля в финансировании международной космической
станции возросла с восьми миллиардов долларов, как предполагалось изначально,
до невероятной цифры в сто миллиардов!
Звонивший негодовал:
— Так почему же, дьявол побери, президент ввязался в такую
чудовищную авантюру?
Секстон, имей он возможность, расцеловал бы его за это
восклицание.
— Чертовски хороший вопрос. К сожалению, треть проекта уже
летает в космосе, причем запущена станция тоже на ваши денежки. Так что
закрытие проекта означало бы признание страшной ошибки, совершенной за счет
налогоплательщиков.
Звонки не прекращались. Казалось, американцы только сейчас
начали отчетливо сознавать, что НАСА для страны вовсе не стратегически
необходимая структура, а всего лишь организация, ставящая перед собой довольно
авантюрные задачи.
В итоге, кроме нескольких ярых приверженцев освоения
космоса, затянувших старую песню насчет вечной и неизбывной тяги человечества к
знаниям, все, кто был тогда в студии, сошлись в одном: Секстон обнаружил Святой
Грааль успеха, «горячую клавишу» — еще никем не исследованный, болезненный
вопрос, задевший избирателей за живое.
Результат не заставил себя ждать. Буквально за несколько
недель Секстон обошел своих оппонентов в пяти первичных округах, особенно
важных. Он тут же назначил Гэбриэл Эш личной ассистенткой. Это стало наградой
за работу, которую проделала молодая женщина, чтобы довести до Секстона и
избирателей информацию о положении дел в НАСА. Легким движением руки сенатор
поднял никому не известную афроамериканку до уровня восходящей звезды
политического небосклона и одновременно отмел все возможные обвинения в расизме
и ущемлении прав женщин.
И вот сейчас, сидя напротив Гэбриэл в роскошном лимузине,
Секстон понимал, что она вновь демонстрирует свою независимость. Та информация,
которую раздобыла его ассистентка о состоявшейся на прошлой неделе секретной
встрече между руководителем НАСА и президентом, определенно доказывала:
космическое агентство ожидают новые трудности. Возможно, от финансирования
проекта отказывается еще одна из стран-участниц.
В тот самый момент, когда автомобиль проезжал мимо памятника
Джорджу Вашингтону, сенатор Секстон почувствовал, как судьба осеняет его своим
крылом.
Глава 8
Несмотря на исключительно успешную карьеру, которая привела
его в самый желанный из всех политических кабинетов мира, президент Закери
Харни не мог похвастаться внешностью кинозвезды. Он был среднего роста,
достаточно худощав, неширок в плечах. Веснушчатое лицо, очки с двойными
стеклами, редеющие темные волосы. Однако несмотря на скромную наружность, он
пользовался необычайной, граничащей с поклонением, любовью всех, кто его знал.
Даже сложилась поговорка, уверяющая, что если тебе довелось хотя бы раз встретить
Зака Харни, ты пойдешь за ним куда угодно.
— Очень рад, что вам удалось выбраться ко мне, — заговорил
президент, протягивая Рейчел руку.
Его пожатие было теплым и искренне радушным. Рейчел
собралась с духом, едва найдя в себе силы для ответа.
— Встреча с вами, господин президент, огромная честь для
меня.
Он ободряюще улыбнулся, и Рейчел мгновенно ощутила
легендарное обаяние мистера Харни. Президент обладал приятной, располагающей
манерой общения. Это больше всего ценили в нем карикатуристы. Каким бы искаженным
ни получался шарж, он все равно передавал и теплую улыбку, и дружелюбное
выражение лица. А в глазах всегда отражались искренность и чувство собственного
достоинства.
— Если позволите, — сказал Харни, — то я предложу вам
чашечку кофе.
— Благодарю, сэр.
Президент нажал кнопку связи и попросил принести кофе в
кабинет.
Рейчел направилась по коридору самолета вслед за хозяином.
Трудно было не отметить, что для человека, имеющего невысокий политический
рейтинг, он выглядит вполне довольным и ничем не обремененным. Да и одет
неофициально: синие джинсы, рубашка с открытым воротом, массивные тяжелые
ботинки, как у туриста.
— Вы занимаетесь туризмом, господин президент? — спросила
Рейчел, чтобы нарушить молчание.
— Да нет, на самом деле я вовсе этим не увлекаюсь. Просто
мои имиджмейкеры решили, что теперь я должен выглядеть именно так. А как
думаете вы?
Рейчел очень хотелось верить, что Харни просто шутит.
— Это придает вам очень... очень мужественный вид, сэр.
Лицо президента оставалось совершенно непроницаемым.
— Хорошо. Мы считаем, что этот образ поможет вернуть голоса
женщин, которые отвоевал ваш отец. — Он продемонстрировал чарующую улыбку. —
Мисс Секстон, не пугайтесь, я шучу. Мы ведь прекрасно понимаем: чтобы победить
на выборах, потребуется нечто большее, чем синие джинсы и рубашка с распахнутым
воротом.
Его добродушие и открытость моментально растопили лед, до
этого момента сковывавший душу Рейчел. Если президенту и недоставало
внушительности и импозантности, он с лихвой компенсировал это умением общаться
и врожденным тактом. Дипломатичность — редкий, ценный дар, и Зак Харни обладал
им в полной мере.
