— Я пытаюсь доказать, что вся эта космическая возня и
мировое соперничество устарели и никому не нужны! Времена изменились. НАСА уже
не играет определяющей роли в жизни рядовых американцев, тем не менее мы
продолжаем финансировать его, как будто ничего не произошло.
— Значит, вы не считаете, что в космосе заключено наше
будущее?
— Разумеется, космос — это будущее, однако НАСА — истинный
динозавр! Пусть изучением космического пространства занимается частный сектор.
Американские налогоплательщики вовсе не должны опустошать свои кошельки всякий
раз, когда какой-нибудь вашингтонский инженер захочет сделать фотографию
Юпитера стоимостью в миллиард долларов. Американцы устали от необходимости
продавать будущее собственных детей, чтобы кормить ненасытное обезумевшее
агентство, которое так мало дает взамен!
Тенч театрально вздохнула:
— Так мало дает взамен? Но ведь за исключением отдельных
программ, в частности, проекта поиска внеземных цивилизаций, НАСА обычно
получает огромные дивиденды на вложенные средства.
Секстон поразился тому, что Тенч признала безуспешность
отдельных программ. Какая оплошность! Ну, спасибо ей, что напомнила. Этот
проект в свое время оказался самой страшной финансовой ямой, в которую
провалилось НАСА. И хотя в настоящее время ученые пытались как-то реанимировать
программу, изменив название и грубо перетасовав некоторые ее задачи, все равно
она оставалась той же самой неудачной игрой.
— Марджори, — Секстон решил, что просто грех упустить
представившуюся возможность, — я буду говорить об этом проекте лишь потому, что
вы сами упомянули его.
Странно, но, казалось, Тенч с удовольствием услышала эти
слова.
Секстон откашлялся.
— Многие люди и не подозревают, что НАСА занимается поисками
внеземных цивилизаций на протяжении вот уже почти тридцати пяти лет. Причем эта
охота за сокровищами дорого стоит: системы спутниковых антенн, мощные
передатчики, миллионы долларов на зарплату ученым, которые сидят в темных
комнатах, упорно прослушивая пустые пленки. Но все это лишь трата денег.
— И вы считаете, что во всем этом нет абсолютно ничего?
— Я считаю, что если правительство за тридцать пять лет
истратило сорок пять миллиардов долларов и не получило ни единого
положительного результата, то проект должен был быть уничтожен еще
давным-давно. — Секстон сделал паузу, чтобы смысл утверждения дошел до всех и
каждого. — После тридцати пяти лет безуспешных попыток нам вряд ли уже удастся
обнаружить жизнь где-нибудь за пределами Земли.
— Ну а если вы все-таки ошибаетесь?
Секстон закатил глаза.
— О, ради Бога, мисс Тенч! — раздосадованно воскликнул он. —
Если я вдруг окажусь не прав, то готов съесть собственную шляпу.
— Я постараюсь запомнить ваши слова, сенатор. — Марджори
Тенч впервые за все время дискуссии улыбнулась. — И думаю, что и все остальные
тоже запомнят.
* * *
На расстоянии шести миль от студии, в Овальном кабинете,
президент Зак Харни выключил телевизор и налил себе виски. Как и обещала
Марджори, сенатор Секстон клюнул; ну а дальше все просто — крючок, леска,
ведерко...
Глава 24
Майкл Толланд и сам чувствовал, как неудержимо сияет — такое
впечатление производил на него вид потрясенной Рейчел Секстон, застывшей с
куском метеорита в руке. Красивое лицо этой умной и привлекательной женщины
сейчас словно окуталось дымкой изумления. На нем появилось выражение
недоверчивого восторга: маленькая девочка впервые в жизни увидела Санта-Клауса.
Майклу хотелось рассказать, как он понимает ее чувства, ее
полную растерянность.
Всего двое суток назад Толланд испытал аналогичное
потрясение. Он тоже долго молчал, не в силах найти подходящие слова. И даже
сейчас еще научные и философские последствия этого открытия обескураживали его,
заставляя заново обдумывать все, что он знал о природе.
Перечень океанографических открытий самого Толланда включал
несколько ранее неизвестных глубоководных видов. Но этот «космический жук»
представлял собой совершенно иной уровень научного прорыва. Несмотря на упорное
стремление Голливуда изображать инопланетян в виде маленьких зеленых
человечков, и астробиологи, и популяризаторы науки сошлись во мнении, что если
жизнь вне Земли будет когда-нибудь обнаружена, то ее представителями окажутся
именно жуки. В пользу этой теории свидетельствовали разнообразие видов и способность
к адаптации наземных насекомых.
Насекомые принадлежат к классу существ с внешним скелетом и
членистыми ногами. В мире насчитывается примерно миллион двести пятьдесят тысяч
видов, около пятисот тысяч из которых все еще ожидают соответствующей классификации.
Они составляют девяносто пять процентов всех земных видов
вообще и сорок процентов биомассы планеты.
Но еще большее впечатление, чем изобилие насекомых,
производит их многообразие и адаптивность. От антарктического ледового жука до
солнечного скорпиона, обитающего в Долине Смерти, все они прекрасно переносят
невероятные температуры, засуху и давление. Они даже научились
приспосабливаться к самой смертоносной из всех известных на Земле сил — к
радиации. После ядерных испытаний 1945 года военные надевали защитные скафандры
и изучали последствия взрыва, при этом обнаруживая, что и тараканы, и муравьи
чувствуют себя прекрасно, так, словно ничего не произошло. Астрономы пришли к
выводу, что членистоногие, имеющие защитный панцирь, — чрезвычайно подходящие
кандидаты на заселение бесчисленных радиоактивных планет, где ничто иное просто
не имеет возможности выжить.
Толланд не мог не согласиться с астрономами. Действительно,
жизнь вне Земли должна существовать в форме жуков.
У Рейчел подкашивались ноги.
— Я... я не могу поверить, — пролепетала она, не выпуская из
рук кусок метеорита. — Никогда не думала...
— Не спешите. Должно пройти некоторое время, прежде чем
потрясение уляжется, — улыбаясь, посоветовал Толланд. — Мне лично потребовались
сутки, чтобы почувствовать, что снова твердо стою на ногах.
— Вижу, у нас новенькие, — вступил в разговор подошедший
человек азиатской внешности и нехарактерного для людей его расы высокого роста.
Увидев его, и Корки, и Майкл моментально сникли. Волшебный
миг исчез бесследно.
— Доктор Уэйли Мин, — представился незнакомец, — главный
палеонтолог проекта.
Главный палеонтолог держался прямо и гордо, с церемонностью
аристократа эпохи Возрождения. Он, очевидно, имел привычку поглаживать свой
галстук-бабочку. Под длинным, до колен, жакетом из верблюжьей шерсти тот
выглядел совершенно неуместно. Впрочем, Уэйли Мин явно старался не позволить
таким мелким обстоятельствам повредить его безукоризненно аристократическому
облику.
