Мин когда-то читал, что самый страшный способ умереть — это
именно утонуть. Разве он мог представить, что сам когда-либо окажется в таком
положении? Мышцы не повиновались, и сейчас он уже боролся лишь за то, чтобы
держать голову над водой. Промокшая одежда тянула вниз, а окоченевшие пальцы
беспомощно царапали ледяные стенки полыньи.
Кричать он мог лишь мысленно.
И наконец произошло неминуемое.
Мин ушел под воду. Он никогда не представлял себе, каково
это — осознавать близость смерти. Но теперь пришел именно такой момент. Он
медленно погружался вдоль ледяной стены высотой в двести футов. Перед мысленным
взором проходили образы — множество самых разных картин из его жизни. Сцены
детства. Работа. Он спросил себя, найдут ли его когда-нибудь или он замерзнет
вместе с этой водой — навеки погребенный в леднике?
Легкие молили о глотке воздуха. Мин сдерживал дыхание, все
еще пытаясь подняться. Дышать! Он боролся с рефлексом, упорно сжимая замерзшие
губы. Дышать! Он рвался вверх. Дышать! И в этот миг в смертельной схватке
человеческого инстинкта с разумом победила потребность в дыхании. Мин открыл
рот и жадно вдохнул.
Вода, ворвавшаяся в легкие, ощущалась чувствительными
внутренними тканями словно обжигающе горячее масло. Казалось, он сгорает
изнутри. Вода — жестокая стихия. Она не убивает немедленно. Мин провел семь
долгих страшных секунд, вбирая в себя ледяную воду. Каждый следующий вдох
оказывался болезненнее предыдущего, не давая ничего из того, о чем так просило
страдающее в муках тело.
Мин опускался в ледяную мглу, чувствуя, что сознание
покидает его. И наконец он с радостью принял избавление. Вокруг ученый видел
крошечные светящиеся точки. Это необыкновенное, ни с чем не сравнимое
впечатление было последним в его жизни.
Глава 37
Восточные ворота Белого дома расположены на
Ист-Экзекьютив-авеню, между Финансовым департаментом и Восточной лужайкой.
Мощная ограда с крепкими столбами, установленная после нападения на казармы
морских пехотинцев в Бейруте, придавала этому входу вид, который труднее всего
было назвать гостеприимным.
Стоя у ворот, Гэбриэл Эш проверила часы. Нервозность
нарастала. Уже 16.45, а с ней до сих пор никто не связался.
Восточные ворота, 16.30. Приходите одна.
Так было написано в электронном послании. «Я пришла, —
подумала она. — Но где же вы?» Гэбриэл внимательно смотрела на лица неторопливо
прохаживающихся по улице туристов, ожидая, что кто-то из них зацепит ее
взглядом. Несколько мужчин оценивающе оглядели ее с головы до ног и отправились
дальше. Гэбриэл уже стала спрашивать себя, правильно ли она сделала, что
пришла. Она заметила, что служащий в будке охраны начал пристально на нее
поглядывать. Наверное, автор писем просто испугался. В последний раз взглянув
сквозь толстые прутья ограды на Белый дом, Гэбриэл вздохнула и повернулась,
чтобы уйти.
— Гэбриэл Эш? — окликнул ее служащий.
Она стремительно обернулась, почувствовав, как гулко
стукнуло сердце.
Человек в будке махнул рукой. Он был худ, а лицо казалось
очень серьезным.
— Ваш корреспондент готов к встрече.
С этими словами служащий отпер ворота и жестом пригласил
Гэбриэл внутрь.
Ноги отказывались ей подчиняться.
— Я должна войти?
Служащий кивнул:
— Меня просили извиниться за то, что вам пришлось ждать.
Гэбриэл взглянула на открытые ворота, но с места не сдвинулась.
Что происходит? Она ожидала совсем не этого!
— Вы ведь Гэбриэл Эш, не так ли? — сухо поинтересовался
служащий.
Терпение его явно истощалось.
— Да, сэр, но...
— Тогда настоятельно рекомендую следовать за мной.
Ноги Гэбриэл осторожно переступили за ворота, тотчас
захлопнувшиеся за ней.
Глава 38
Два дня, проведенные при полном отсутствии солнечного света,
перестроили биологический ритм Майкла Толланда. Хотя часы его утверждали, что
сейчас всего лишь самое начало вечера, организм настаивал на том, что уже
середина ночи.
Окончательно отредактировав свое новое детище,
документальный фильм о метеорите, Майкл загрузил видеофайл на компакт-диск и
направился в сектор прессы. Попав в ярко освещенное пространство, он отдал диск
технику НАСА, отвечающему за средства коммуникации вообще и за сегодняшнюю
передачу в частности.
— Спасибо, Майк, — поблагодарил техник и подмигнул,
показывая на диск: — Расширяем горизонты телевидения, а?
Толланд лишь устало усмехнулся:
— Надеюсь, президенту понравится.
— Не сомневаюсь. Во всяком случае, твоя работа закончена.
Теперь можешь спокойно сидеть и наслаждаться шоу.
— Благодарю.
Толланд стоял в ярко освещенном секторе прессы и наблюдал,
как сотрудники НАСА празднуют победу, чокаясь банками канадского пива. Толланду
тоже хотелось радоваться, однако сил не осталось. Он слишком устал и был
эмоционально истощен. Оглянувшись вокруг, Толланд поискал глазами Рейчел
Секстон, но она скорее всего все еще разговаривала с президентом.
Ее выпустят в прямой эфир, подумал Толланд. Не то чтобы он
винил президента. Рейчел, конечно, окажется прекрасным дополнением к той
компании, которая со знанием дела будет рассуждать о метеорите. Помимо внешней
привлекательности, эта особа имела несомненное самообладание и уверенность в
себе, которые редко встречаются в женщинах. Но опять же большинство женщин
Толланд встречал именно на телевидении. И оказывались они или властными,
безжалостными железными леди, или роскошными экранными куклами, которым не
хватало индивидуальности.
Не привлекая внимания, Толланд отошел от ликующей толпы
профессионалов НАСА и направился по лабиринту проходов и дорожек, пытаясь
выяснить, куда исчезли остальные независимые ученые. Если они так же устали,
как он, то наверняка лежат сейчас на своих кроватях, пытаясь хотя бы немного
прийти в себя перед важным вечерним выступлением.
Далеко впереди Толланд заметил оранжевые пилоны, окружавшие
полынью, из которой вытащили виновника сегодняшнего торжества. Огромный купол
над головой, казалось, эхом отвечал на тихие голоса далеких воспоминаний. Майкл
попытался освободиться от них.
«Забудь о призраках!» — приказал он себе. В минуты, подобные
этой, когда он уставал и оставался один, они часто посещали его. В минуты
счастья, личной славы, радости, торжества.
«Она должна была бы сейчас быть рядом с тобой», — нашептывал
странный голос. Один, в темноте, Толланд почувствовал, как погружается в
туманное озеро прошлого.
