Гэбриэл познакомилась с этой дамой на семинаре «Женщины в
политике», который посещала сразу после приезда в Вашингтон. Они болтали о
семье Гэбриэл, о том, как сложно в этом городе быть женщиной, и, наконец, об
Элвисе Пресли, когда обнаружили, что разделяют страсть к этому кумиру. Иоланда
взяла девушку под свое крылышко и помогла со связями. С тех пор Гэбриэл
примерно раз в месяц забегала сюда, чтобы немножко поболтать.
Она крепко обняла подругу. Энергия и энтузиазм Иоланды
заметно улучшили ее настроение.
Та внимательно посмотрела на Гэбриэл:
— Ты выглядишь так, словно прожила на свете сто лет,
девочка! Что с тобой приключилось?
Гэбриэл перешла на шепот:
— У меня крупные неприятности, Иоланда.
— Странно слышать, ведь твой герой явно на подъеме.
— Мы можем где-нибудь поговорить наедине?
— Ты пришла не в самое удачное время, милая. Президент
собирается проводить пресс-конференцию уже через полчаса, а мы все еще понятия
не имеем, о чем пойдет речь. Я должна обеспечить комментарий эксперта, но пока
блуждаю в темноте.
— Я знаю тему пресс-конференции.
Иоланда весьма скептически взглянула поверх очков.
— Гэбриэл, даже наш корреспондент в Белом доме ничего не
знает. Ты хочешь сказать, что команда Секстона обладает эксклюзивной
информацией?
— Нет, я хочу сказать, что именно я обладаю эксклюзивной
информацией. Удели мне пять минут, и я все тебе расскажу.
Иоланда перевела взгляд на красный конверт с печатью Белого
дома, который Гэбриэл все еще держала в руке.
— Это же внутренняя документация аппарата президента. Где ты
ее раздобыла?
— На частной встрече с Марджори Тенч сегодня днем. Выражение
лица Иоланды изменилось.
— Иди за мной.
Если кабинет со стеклянными стенами можно назвать укромным
местом, то именно в этом укромном месте Гэбриэл поделилась с подругой своими
переживаниями. Она рассказала о минутной слабости и о вечере, проведенном с
сенатором в его кабинете; о том, что Тенч все знает и, хуже того, располагает
фотографиями.
Иоланда широко улыбнулась, а потом покачала головой, с
трудом сдерживая смех. Она уже давно вращалась в журналистских кругах
Вашингтона, поэтому ничто не могло ее шокировать.
— О, Гэб, я уверена, что вас с Секстоном просто поймали на
крючок. И неудивительно. Он имеет соответствующую репутацию, а ты очень
хорошенькая девушка. Фотографии — это, конечно, плохо. Но я бы не стала из-за
них волноваться.
— Не волноваться по поводу фотографий?
Гэбриэл объяснила, что Тенч обвинила Секстона в незаконном
получении огромных сумм от частных космических компаний; рассказала и о том,
что слышала у сенатора на квартире. Все подтвердилось!
И снова Иоланда не проявила ни удивления, ни волнения. Она
оставалась спокойной до той минуты, пока Гэбриэл не поделилась своими планами,
рассказав, что собирается предпринять.
Услышав о намерениях подруги, журналистка забеспокоилась:
— Гэбриэл, если ты хочешь официально признать, что переспала
с сенатором Секстоном, а потом спокойно стояла рядом с ним перед камерами,
когда он открыто врал, отрицая все на свете, — это твое личное дело. Но
предупреждаю: шаг дурной. Подумай спокойно и не спеша, представь, что за этим
последует.
— Ты не поняла! У меня совсем нет времени!
— Я тебя внимательно выслушала и прекрасно поняла, дорогая.
Но независимо от скоротечности времени существуют вещи, которые просто нельзя
делать. Ты не должна вмешивать сенатора в скандал, связанный с сексом. Это
прямое самоубийство. Еще раз повторяю, девочка: если ты действительно решила
открыто сдать кандидата в президенты, то лучше возьми машину и срочно уезжай
как можно дальше от Вашингтона и вообще округа Колумбия. Иначе ты сразу
окажешься в полной изоляции. Множество людей вкладывают огромные деньги в то,
чтобы поднять того или иного человека наверх. В деле замешаны и колоссальные
финансовые средства, и власть. Причем такая власть, за которую многие готовы
убрать со своего пути каждого, кто пытается помешать.
Гэбриэл молчала.
— Лично мне кажется, — продолжала Иоланда, — Тенч взялась за
тебя в надежде, что ты запаникуешь и совершишь какую-нибудь явную глупость,
например, признаешься в связи с сенатором. — Журналистка показала на красный
конверт: — Эти снимки, даже если на них действительно ты и Секстон, не имеют ни
малейшего веса до тех пор, пока вы не признаете их истинность. Белый дом
прекрасно понимает, что если покажет эти бумажки сенатору, тот заявит, что они
фальшивые, и просто швырнет их в лицо президенту.
— Я об этом думала, но все-таки дело о взятках во время
избирательной кампании...
— Детка, рассуди хорошенько. Если до сих пор Белый дом не
выступил с заявлением об этих взятках, значит, и не собирается. Президент
решительно настроен против всякого негатива в своей кампании. Мне кажется, он
решил замять скандал по поводу космоса и напустил на тебя Тенч, чтобы ты
испугалась и признала сексуальную интрижку. То есть стоит задача спровоцировать
на удар в спину сенатора кого-то из его же сторонников, а именно тебя.
Гэбриэл задумалась. Журналистка, конечно, говорила дело, и
все-таки что-то в ее рассуждениях не складывалось. Гэбриэл показала через
стекло на студию, напоминающую пчелиный улей.
— Иоланда, но ведь вы готовитесь к большой пресс-конференции.
Президентской. А если президент не собирается говорить ни о взятках, ни о
сексе, тогда о чем же?
Казалось, Иоланда не ожидала такого вопроса.
— Подожди. Ты считаешь, эта пресс-конференция имеет что-то
общее с вашей с Секстоном интрижкой?
— Или с коррупцией. Или и с тем, и с другим. Тенч
предупредила, что времени у меня совсем немного — до восьми вечера. Я должна
дать письменные показания, или президент объявит...
Хохот Иоланды потряс стеклянные стены кабинета.
— О, ради Бога!
Но Гэбриэл было не до веселья.
— Что тут веселого?
