Потом, когда муж умер и кончилось время траура, настала пора выдавать замуж дочерей. Она решила хорошо их пристроить. Хорошо – означало за богатых господ, дав при этом не слишком большое приданое. Старшую она очень успешно пристроила, красивой девушке достался молодой и богатый муж, жениха для младшей тоже присмотрела и уже говорила с ним об этом деле. Затем она решила вознаградить себя за уныло проведенную молодость, благо наследство позволяло выбирать жениха за несомненные мужские достоинства.
Клара-Иоганна знала, что для женского счастья нужен супруг не старый, не толстый, не ленивый – и еще десятка полтора всевозможных «не». Оказавшись в сословии замужних дам, она узнала о многих тайнах семейной жизни и очень хотела применить свои знания на деле. Заводить любовника в Хазенпоте она не могла – об этом сразу же завопили бы во все горло торговки пряжей и холстами на городском рынке. Рассчитывать на мужа, который бы ей подходил, она тоже не могла – выбор в городишке был совсем невелик, и на пятки наступали молодые невесты. А второго старика она совершенно не хотела.
Мартин-Иероним Кнаге ей понравился молодостью, веселым лицом, широкими плечами, длинными и стройными ногами; к тому же она, только выйдя замуж, решила быть неравнодушной к искусству и уговорила мужа привезти из Польши несколько приличных картин, благо такая возможность имелась. Польской королевой была француженка Мария-Луиза де Гонзага, родственница знаменитого герцога Гиза, племянница еще более, кажется, знаменитой герцогини де Лонгвиль. Это дама, выйдя сперва замуж за короля Владислава, после его смерти стала супругой своего деверя, Яна Казимира, избранного на польский трон. При ее дворе было полно французов, в том числе и хороших живописцев.
Стать женой живописца, который получает заказы от богатых людей, пользуется уважением, да еще умеет поговорить о прекрасном, было бы совсем неплохо. Правда, на первых порах пришлось бы потрудиться, создавая мужу положение в обществе, а потом держать ухо востро, отгоняя молодых соперниц, но в целом эта затея вдовушке очень нравилась. Она даже была готова родить еще ребеночка или даже двоих, но не сразу – сперва вознаградить себя за тоску и уныние супружеского ложа в молодые годы.
Прочитав письмо фон Нейланда, Клара-Иоганна решила завладеть кладом. Она даже ни секунды не сомневелась, что может и должна сделать это. Деньги сами шли в руки – какой же дурой нужно быть, чтобы отказаться? У нее был ключ к тайне – но не было картины, которая дала бы исходную точку – откуда считать шаги или футы, или локти, или хоть английские ярды. По рассказу Кнаге вдова поняла, что сперва старый барон закопал клад, потом указал на холсте место для «приапа» и, сообразуясь с его положением, посчитал расстояния.
– Но ты же помнишь эту свою работу, ты бы мог ее по памяти повторить, – сказала невеста.
– Там неровная местность, холмики и ложбинки, – отвечал живописец. – И я их все не передал – это было невозможно. Если я ошибусь с местом, то мы не сможем отсчитать от «приапа» правильное расстояние. А там много шагов и вниз, и в сторону. Там трехзначные числа.
– Пожалуй, я прикажу Швамме раздобыть лопаты, – задумчиво сказала она.
– Лопаты?
– Да, несколько штук. Все очень просто – я поеду с тобой. В дорогу я возьму побольше вина. Мы будем поить твоего пьянчужку. И, когда он, устав от раскопок по неверным числам, свалится пьяный, мы будем искать точное место с правильными числами. Я только вселюсь в те три комнаты, которые ты снял, и попрошу госпожу Менгден присматривать за моими женщинами и за Гедвигой-Шарлоттой. Потом ему надоест рыться в земле и он махнет рукой на эту затею, а мы вывезем сокровища сперва во Фрауэнбург, а потом, что будет умнее всего, в Бранденбург. Это будет нелегко… возможно, их придется перепрятать… проклятые шведы!..
– Но как я познакомлю госпожу с фон Альшвангом? – спросил Кнаге.
– Я все сделаю сама. Только пусть сперва тебе принесут письмо. Главное – ты изобрази великое негодование. Иначе он не поверит. Ты не представляешь, сколько в людях подозрительности, когда речь идет о больших деньгах.
Так и вышло. Незнакомый мужчина, которого Клара-Иоганна наняла на рынке, письмо с поклоном от Лейнерта доставил в нужную минуту – фон Альшванг сидел за столом и обедал, а Кнаге ему прислуживал. Восторг баронова племянника был неописуем. На фоне этого восторга актерские потуги Кнаге сошли за чистую монету.
Но еще более неописуемо было изумление Кнаге, когда на следующий день появилась Клара-Иоганна, одетая не хуже королевы, в платье, отделанном драгоценным собольим мехом, в кружевном воротнике, достойном герцогини.
– Наконец-то я нашла тебя, милый братец! – вскричала она с порога и устремилась к Кнаге. – Ну, иди сюда, обними меня, я тебя поцелую! Батюшка наш простил тебя, он ждет тебя, он послал меня за тобой! Ты будешь как блудный сын из нашей старой Библии с картинками!
Кнаге окаменел. Уговор был другой: сказать правду, явиться невестой к обожаемому жениху.
Но отказываться от поцелуев мнимой сестры он, понятное дело, не стал.
– О мой Бог! – воскликнул фон Альшванг, глядя на белокурую сестрицу живописца и даже забыв прикинуть, сколько могут стоить перстни на ее пальчиках. – Кто бы мог подумать?
– А вы – друг нашего бедного Мартина-Иеронима? Как я рада, что у него появились друзья из благородного сословия! – Клара-Иоганна сладко улыбнулась фон Альшвангу. – Друзья моего братца – и мои друзья!
Фон Альшванг понял, что женщина от него без ума. А оттолкнуть даму, одетую столь богато, – глупость невероятная, особенно когда в кармане – гулкая пустота.
Потом, когда фон Альшванг уже вволю исцеловал ручки вдовы и оставил ее наедине с братом, Клара-Иоганна объяснила:
– Я в последнюю минуту поняла, что пьянчужка должен считать меня женщиной, не имеющей никаких обязательств. Тогда ничто не помешает ему увиваться за мной. Значит, я смогу им вертеть, как захочу!
Эта дамская стратегия не очень-то понравилась Кнаге, и он с тоской вспомнил простодушную скотницу.
Потом он, наученный невестой, сказал фон Альшвангу следующее:
– Теперь у милостивого господина есть письмо, в котором наверняка очень ценные сведения, и картина. Господин может откопать зарытые сокровища. Но если господин со мной не поделится, я обо всем дам знать фон Нейланду и его дочери. Моя сестра знает, куда отправили девицу и сестрицу господина, госпожу фон Боссе, с ней вместе.
– Поделиться? Ты с ума сошел! – отвечал фон Альшванг. – Я могу немного заплатить тебе.
– Заплатите.
– Но у меня сейчас нет ни единого талера.
– Пусть милостивый господин возьмет в долг, – посоветовал Кнаге по наущению Клары-Иоганны, которая точно знала: никто во всем Фрауэнбурге не даст баронову племяннику в долг ни шиллинга; во-первых, время не то, чтобы разбрасываться деньгами, а во-вторых, его репутация, к которой хитрая вдова, перед визитом к «братцу» навестив трех очень дальних родственниц, уже успела прибавить немало любопытного.
