— Инспектор, были ли в Париже еще подобные убийства?
Его лицо становится строгим, а тон официальным:
— Настали трудные времена. Люди теряют работу и голодают. Заговоров с целью свержения правительства больше, чем радикалов, готовых осуществить их. Единственно, что радует, — это выставка. Миллионы франков тратятся на французские товары, и вся страна гордится ее успехом. Сумасшедший убийца, разгуливающий по городу, может отпугнуть народ.
Молодой врач перебивает его:
— Господин инспектор, я закончил осмотр.
— Хорошо, мы можем переговорить здесь. — И он отводит врача в сторону, чтобы никто не мог слышать.
Упрекнув себя, что не вняла совету Джоунса не вести разговоры на эту тему с полицией, я сажусь рядом с рычащей горгульей на могильную плиту и жду, дрожа от холода и изнемогая от усталости. Нервы мои напряжены до предела. До последней минуты я неслась, как упряжка лошадей пожарной команды, и сейчас меня нужно отвести в конюшню и почистить.
Тайное совещание заканчивается, и инспектор направляется ко мне решительным шагом, что не предвещает ничего хорошего. Прежде чем он успевает подойти ко мне, возвращается верховой, посланный им с запиской. Посыльный соскакивает с лошади и вручает детективу бумагу. Я пользуюсь моментом, когда его внимание отвлечено, и подхожу к врачу, который надевает свое пальто.
— Добрый вечер, мсье.
Он слегка наклоняет голову.
— Добрый вечер.
— Вы от коронера?
[22]
— Нет, мадемуазель, я из больницы Пигаль.
— А раны — они ужасные?
— Раны?
— Да. Ножевые раны.
— Нет никаких ран, мадемуазель. Никакого кровотечения.
— Никакого кровотечения? Я видела пятна…
— Грязь.
— Грязь?
— Пятна от мокрой земли. На теле нет никаких ран.
— Никаких ран. — Я с трудом соображаю, как и ворочаю языком. — Тогда как он убил ее?
Он?
— Маньяк, который убил ее.
— Мадемуазель, я не знаю, о чем вы говорите. На женщине нет следов насилия. Вскрытие покажет больше, но я подозреваю, что она жертва лихорадки, которой болеют многие.
Это обман! Люссак сказал ему, чтобы он помалкивал об ужасных ранах. Мои ноги опережают мысли. В мгновение ока я оказываюсь рядом с телом и откидываю простыню. С близкого расстояния, при свете лампы я убеждаюсь, что темные пятна — это грязь. Крови нет, за исключением темной жидкости, вытекшей у нее изо рта.
— Ее не зарезали. — Я говорю вслух себе, а ответ слышу от Люссака.
— Совершенно верно, мадемуазель.
Два полицейских стоят справа и слева от Люссака. Он кивает врачу:
— Доктор Дюбуа, главный инспектор Моран свяжется с вами завтра. Спасибо.
Врач поднимает брови:
— Главный инспектор Сюрте? По поводу столь банальной смерти?
Инспектор Люссак бросает на меня недобрый взгляд и отвечает:
— Из-за немыслимых обвинений иностранки теперь это вопрос государственной важности.
На лице доктора Дюбуа написано полное недоумение:
— Странно, но безусловно, главный инспектор окажет мне честь своим визитом. До свидания.
Инспектор Люссак поворачивается ко мне, как только Дюбуа уходит. Какие бы инструкции он ни получил, мне от них ничего хорошего ждать не приходится. Но я не дрогну под его въедливым взглядом.
— Человек в черном убил ее. Он просто перехитрил вас.
— Каким же образом, мадемуазель? — Он смотрит на полицейских, стоящих рядом с ним. — Может быть, по просьбе этого воображаемого убийцы Господь Бог нанес удар молнией?
— Я знаю, что видела.
— А что, собственно, вы видели? — Инспектор взмахивает руками. — Человека в такой же одежде и с такой же бородой, как у кого-то, кого вы видели больше года назад в Нью-Йорке? Сколько мужчин в Париже носят такую же одежду и на тот же манер стригут свою бороду? — Он подходит ближе ко мне и тычет пальцем в мое лицо. — Скажите, какой акт насилия вы видели? Назовите мне хоть один-единственный акт, свидетельницей которого вы были сегодня ночью.
— Я… я опытный репортер. Моя интуиция…
— Полиция оперирует фактами, мадемуазель, а не интуицией женщины, которой следует находиться дома и заботиться о детях и муже, вместо того чтобы создавать проблемы для полиции. Мы знаем, что вам нужно. Правда ничего не значит для вашей падкой на скандалы газеты, которая печатает свои заголовки кровью.
Это уже слишком.
— Инспектор Люссак, вы переходите все границы. Я буду жаловаться вашему начальству. — Я повернулась, чтобы уйти.
— Минутку. Куда вы собираетесь идти?
— К себе в гостиницу.
— Нет, вы будете гостьей нашего правительства. Вы арестованы.
— За что?
— Вам нужно обвинение? Сержант Верне, подойдите сюда.
Один из полицейских отходит от группы стражей порядка.
— Сержант, вы патрулируете в этом районе более десяти лет?
— Так точно.
— Посмотрите на эту молодую женщину и скажите, кого вы видите.
Сержант бросает на меня беглый взгляд.
— Проститутку с Монмартра.
— Мадемуазель, предъявите вашу fille en carte.
— Что это?
— Документ из департамента нравов, который обязана иметь проститутка, подтверждающий, что она зарегистрирована в полиции и прошла медицинское освидетельствование.
— Вы же знаете, что у меня нет такого документа.
— Ага! Нелегалка, днем — швея, а ночью подрабатывает на панели. Сержант, арестуйте ее за занятие проституцией без регистрации.
14
Меня сажают в полицейский фургон, где уже находятся семь женщин.
— Еще одна пташка в клетке, — говорит инспектор Люссак.
Высоко подняв голову и сидя прямо, смотрю ему в глаза.
— Я подробно опишу вашему начальнику, как вы обращались со мной.
Это вызывает хихиканье у девушек и усмешку у полицейского.
— Мой начальник как раз и приказал арестовать вас.
— В таком случае мой редактор будет иметь беседу с вашим президентом.
— Недавно один псих пытался убить президента Карно. Заговоры против него раскрываются каждый день. Заверяю вас, что президент желает сохранять очень хорошие отношения с полицией.
