Я качаю головой, но потом вспоминаю, что видела кулон в виде лошади у цирковой артистки, а Жюль заметил такие же броши у двух головорезов в анархистском кафе.
— Я видела украшения в виде лошади у анархистов. Это что — отличительный знак какой-нибудь анархистской организации?
— Да, но мы еще вернемся к ней. Чтобы понять Россию и разгул насилия, нужно учитывать громадную территорию, суровый климат и удаленность населенных пунктов друг от друга. Франция — большое европейское государство, а Россия — это сорок Франций. Там водятся волки. Я имею в виду не четвероногих хищников, а голод, снежные бури, насилие. Русский должен уметь работать одной рукой, а другой отбиваться от нападающих на него волков. Естественно, что народ, ратующий за перемены в обществе, прибегает к насилию. Доктрину «пропаганды действиями» выдвинул итальянский анархист Энрико Малатеста. Русские анархисты взяли ее на вооружение. Они считали, что, если убьют главу правительства, народ восстанет против дворянства и помещиков, эксплуатирующих простых людей. Сначала человеком, стоящим у них на пути, был царь Александр II. Он освободил крепостных и собирался предоставить народу конституционные права, но все делал медленно. Радикалы считали, что реформы поверхностны, что крепостные получили несправедливую долю при разделе земли и должны были еще платить за нее слишком высокую цену. Первое покушение на царя было совершено более двадцати лет назад, и только через пятнадцать лет после нескольких попыток террористам удалось осуществить свой замысел. Царь чудом избегал готовящихся покушений, его презрение к смерти стало легендой. Первую попытку убить царя совершил некий Каракозов. Когда император стоял у кареты, он достал револьвер и хотел прицелиться, но кто-то в толпе его случайно толкнул. Двумя годами позже здесь, в Париже, в Александра, ехавшего в открытом экипаже с императором Наполеоном III, дважды выстрелил поляк-фанатик Березовский и промахнулся. Помимо покушений на царя нападения совершались на государственных чиновников. Так, молодая — двадцатишестилетняя — Вера Засулич стояла в очереди просителей к петербургскому градоначальнику Трепову. Когда подошла ее очередь вручить ему прошение, она достала револьвер и хладнокровно выстрелила в него. К счастью для Трепова, она оказалась неважным стрелком и только ранила его. Весьма любопытно, что суд присяжных оправдал ее.
Оскар как-то рассказывал мне, что Вера Засулич была героиней его пьесы, которую поставили, но потом сняли после нескольких показов.
— Если мне не изменяет память, после этого случая правительство решило больше не судить радикалов судом присяжных.
— Совершенно верно. — Он прищелкивает языком и продолжает: — В том же году нападению подвергся еще один вельможа. — Он откашливается, прикрывая платком рот. — Эти дикие убийства становятся все более и более невероятными. И безрассудными. Снова в Санкт-Петербурге радикал Соловьев дважды стреляет в царя, когда он прогуливается по городской набережной, и промахивается. Убийца теряет самообладание и убегает. Проходящая мимо молочница преграждает дорогу беглецу. Бесславный финал замысла убить самого могущественного в мире монарха. Примерно десять лет назад убийство Александра стало делом жизни двух молодых радикалов — Софьи Перовской и ее любовника Андрея Желябова. Софья была организатором покушения. Она создала небольшую подпольную группу молодых интеллигентов, которые поклялись не щадить своей жизни ради того, чтобы убить царя. Они откололись от народнической партии «Земля и воля» и создали «Народную волю», террористическую организацию анархистов, нигилистов и прочих радикалов с целью убивать правителей России. Сначала они пытались взорвать царский поезд. Андрей заложил самодельную бомбу на нитроглицериновой основе на путях, по которым должен был проследовать специальный поезд царя, направлявшегося на Украину. При прохождении поезда бомба не взорвалась. Софья пыталась подорвать поезд на подходе к Москве. Она взорвала не тот поезд.
Он встает и некоторое время ходит по кухне. Потом снова садится.
— Это только пролог к необычной и жестокой драме. Один из их сторонников, Степан Халтурин, устроился на работу плотником в Зимнем дворце. Туда он носил взрывчатку, пряча ее под своей одеждой. Он сделал бомбу и взорвал ее под столовой, где должен был обедать царь. Погибли люди.
Чернов смотрит на меня и пожимает плечами.
— Царь опоздал к обеду и не пострадал.
Я в изумлении качаю головой.
— Видимо, еще не пришло его время умирать. Пока, судя по вашим рассказам, только кто-то из двоих — или Андрей Желябов, любовник Софьи, или Степан Халтурин, плотник, — может быть человеком, которого я ищу.
— В том случае, если они встанут из могилы. Но есть еще один, чье имя не упоминается, хотя он принимал участие во всех покушениях. Вы говорите, что у того, кого вы ищете, есть лаборатория. Значит, он может быть химиком.
— Или врачом.
— Почему вы так думаете? Потому что он так сказал? В новой биохимической науке такие практики, как доктор Пастер и доктор Кох из Германии, работают рука об руку с медиками. В России многие химики, как Кох, также являются практикующими врачами. Медицина — это та область, где они могут заработать себе на жизнь, поскольку химики мало востребованы. Разве что в среде анархистов.
— Для изготовления взрывчатки?
— Совершенно верно. Динамит, изобретенный Нобилем в Швеции, в России дорог, и его трудно провести контрабандой. Но формула динамита и его более мощного и опасного аналога нитроглицерина — хорошо известна. И хороший химик мог бы изготовить компоненты. Вот тут-то и наступает черед Перуна.
— Перуна?
— Это главный бог древнерусского пантеона, языческий бог, чьи черты тождественны могущественному Тору из скандинавской мифологии. Он бог грома и молнии, насилия и войны. Его символ — топор. Радикальная организация, поставившая перед собой цель убить царя, называлась «Общество топора» с намеком на тайную организацию «Народная расправа» радикала Нечаева, отбывавшего тюремное заключение. Подпольная кличка изготовителя взрывчатки для этой организации, ее главного химика, была Перун.
— Какое его настоящее имя?
— У меня нет таких данных. Впрочем, имя не имеет значения.
— Он мертв?
— Нет, к сожалению. Но каким бы ни было его имя от рождения, сейчас он его не носит. Исходя из наших интересов, давайте называть его просто Перун, поскольку под этим именем он и действует. По нашим данным, он родом из крепостных крестьян.
— Это типично для революционеров?
— Для России нет. Кропоткин, главный теоретик анархизма, — князь, Бакунин — сын помещика, Вера Засулич — дочь дворянина, отец Софьи Перовской был генералом. Мы считаем, что родители Перуна — крепостные, но он рано осиротел. Его взял себе некий химик, который дал ему приличное образование.
— Включая знание французского?
— Весьма вероятно. Перун тяготел к наукам и учился на химическом факультете в Санкт-Петербурге. Интерес к наукам не характерная черта молодых революционеров у нас в стране. Большинство радикалов имеют юридическое или педагогическое образование. Положение студента позволило Перуну подняться на ступеньку выше над бедностью и полуголодным существованием, что является повседневной действительностью для всех за исключением детей из богатых и дворянских семей. Нуждаясь в деньгах, он перебивался случайными заработками. Одна из его работ казалась совершенно безобидной: он ночью забирал тираж в одной типографии и доставлял его по определенному адресу, оставляя в ящике у дома. Однажды ночью его арестовали агенты третьего отделения, и в руках полиции оказались листовки, призывающие народ к восстанию и свержению правительства.
