— Станция в двух часах езды на поезде. Придется остановиться на ночлег. Поскольку женщина не может удалиться от дома на расстояние часа езды без багажа, достаточного для оснащения целого дивизиона французской армии, то…
— Я путешествовала вокруг света с одним саквояжем.
— Как вы помните, я написал книгу о путешествии вокруг света. Самое быстрое его можно совершить за 80 дней. И для удовлетворения минимальных потребностей женщине нужно несколько больших дорожных сундуков с вещами.
Я постукиваю пальцем по его груди.
— Я еду с вами, нравится вам это или нет.
— Замечательно. Но учтите, мадемуазель, это малонаселенный район. Сомневаюсь, что там отыщется больше одной или двух гостиниц. Если окажется всего одна комната… — Он пожимает плечами и не скрывает притворную улыбку.
Он думает, что это остановит меня, но не знает, что имеет дело с современной женщиной — сексуальные намеки не испугают меня.
— Если найдется одна комната, вы сможете спать в хлеву. Если Господу когда-то там было совсем неплохо, то простому писателю будет и подавно хорошо.
Он уже не улыбается, а хмурит брови.
В конце концов мы договариваемся встретиться на вокзале Сен-Лазар сегодня в час дня.
56
Дюбуа
После работы Люк Дюбуа отправляется на баржу. Перун недоволен его приходом.
— Тебе же было сказано не появляться здесь, кроме как ночью.
— Извините, но у меня есть важная информация. Я разговаривал с американкой. Она почти напала на ваш след.
Перун пожимает плечами:
— И что из того?
Дюбуа смотрит на лидера анархистов.
— Если это произойдет, как тогда поднимать восстание?
Перун вдруг надвигается на Дюбуа, и тот, отпрянув назад, натыкается на стол и опрокидывает медный сосуд с жидкостью. Ребром ладони он начинает собирать жидкость на поверхности металлического стола и сливать обратно в сосуд.
— Извините. Что это?
— Чума.
— О Господи. — Дюбуа бросает сосуд, делает шаг в сторону и трясет мокрую руку.
— Это вода для кошки, дурачина. Подними посудину и налей в нее воды.
Дюбуа старается не смотреть на Перуна, когда идет к раковине. Он думал, что Перун хочет знать, когда эта женщина подберется к нему.
— Я тебе ясно сказал не подходить к этой женщине.
— Я знаю, знаю, извините.
— Так в чем же дело?
— Я не хотел, я… я в растерянности.
— Из-за чего?
Дюбуа стоит у раковины спиной к Перуну и чувствует, как у него трясется правое колено.
— Я не знаю, я просто в растерянности. Скоро мы…
— Ясно. Мы готовимся нанести удар, который будет слышен во всем мире, а ты в растерянности? Может быть, ты разуверился в наших целях?
Дюбуа заставляет себя повернуться и взглянуть на Перуна.
— Нет, конечно, нет. — Его голос звучит лживо и фальшиво, и даже он сам слышит это.
— Ты наш товарищ? Ты готов доказать верность нашему делу? Убивать и, если потребуется, умереть за наше дело?
— Конечно.
— Один раз ты не выполнил мое задание…
— Он был другом.
— Он был буржуем, врагом народа.
— Да, да, вы правы, он должен был умереть. Я буду делать, что вы скажете. Обещаю. — Дюбуа подходит ближе к Перуну. — Мне хочется всем делиться с вами. Вы знаете, какие чувства я питаю к вам. — Он хочет дотронуться до Перуна, но отдергивает руку, взглянув ему в лицо.
Перун шепчет:
— Дело не в том, что ты чувствуешь, а в том, что подумают другие, если ты скажешь им.
— Я никогда не скажу им про нас.
Перун поднимает брови.
— Про нас? Ты так ничего и не понял. Есть только один из нас, и это я. — Он уходит в камбуз, где Влад, еще один русский, который надзирает над другими рабочими, пьет кофе и курит. Перун о чем-то говорит с ним, и они вдвоем входят в лабораторию.
Перун кивает на Дюбуа:
— Одень его.
Дюбуа открывает рот.
— Что? Я ничего не понимаю в этом.
«Это» — работа в инкубаторах, где выращиваются и собираются колонии микробов.
— Ты говорил, что хочешь помочь.
— Я имел в виду при проведении опытов с микроскопом…
— Ты не хочешь работать со своими товарищами? Физический труд слишком хорош для него, — говорит Перун Владу.
— Нет-нет. Я просто не знаю, что надо делать.
— Ты знаешь, как пользоваться метлой и совком, не так ли? Волна от большого судна качнула нас, и лотки с колониями упали, потому что шкаф был плохо закрыт. Теперь нужно просто собрать пыль и положить ее обратно в лотки.
Дюбуа знал, что «пыль» обильно заражена микробами.
— Ну что, товарищ, буржуазные привычки не позволяют тебе мести пол?
Дюбуа откашливается. Предложение войти в инкубатор кажется ему ужасным.
— Нет, конечно, нет.
— Одень его, — снова дает указание Перун.
Дюбуа идет за Владом через камбуз и по коридору туда, где хранятся водолазные костюмы. Он знает, что они несовершенны, и из-за этого несколько рабочих стали жертвами невидимых врагов.
— Они такие маленькие и иногда могут проникнуть… Да? — спрашивает Дюбуа у Влада.
— Знаешь, что нам всегда говорит начальник? Они просто спят. Когда они просыпаются в тебе, то начинают есть. А мы их корм. — Он захлебывается от смеха, когда снимает с вешалки водолазный костюм.
Во рту у Дюбуа пересохло, сердце отчаянно колотится. Он хочет убежать и спрятаться, но знает, что живым ему отсюда не выбраться. Его руки входят в рукава. Мизинец дергается, и он не может потереть его.
— Какие бактерии в инкубаторе? — спрашивает он.
Влад пожимает плечами и не отвечает на вопрос. Колонии обозначены номерами, и только Перун знает, какие бактерии соответствуют тому или иному номеру. Ясно лишь одно: все они смертоносны.
В последнюю очередь надевается большой шарообразный медный шлем. Он тяжелый и создает ощущение замкнутого пространства. Влад оставляет иллюминатор спереди открытым, чтобы Дюбуа мог дышать, пока он укрепляет шлем.
— Мы обычно подаем воздух в костюм по шлангу, но отверстие, куда он присоединяется в комнате, заражено.
— Как же я буду дышать? — Дюбуа обливается потом. Металлический шлем кажется на голове громадным камнем.
— Через пузырь.
«Пузырем» оказывается огромный кожаный мешок.
