Недолго думая, я набросился на человека с фонарем, полагая, что светильник будет мешать ему драться и я смогу воспользоваться своим преимуществом. Однако мой противник швырнул лампу в сторону и двинулся на меня. Огонь в фонаре продолжал гореть, озаряя улицу мерцающими вспышками света и придавая грубой сцене нашего побоища еще большую жестокость и нереальность. Однако меч, который коснулся меня, оказался более чем реальным. И не уклонись я вовремя в сторону — при этом я наткнулся то ли на Милона, то ли на его противника, — не спасти мне было бы моего живота. К счастью, потроха мои остались целы и невредимы, хотя меч все же успел оставить ощутимую отметину у меня на боку. Полоснув кинжалом по плечу моего обидчика, я резко приблизился и левой рукой огрел его по челюсти так, что раздался хруст кости. А потом для верности, пока тот не успел упасть, всадил в него клинок. Никогда нельзя считать, что раненый враг окончательно вышел из схватки.
Когда мой противник свалился наземь, я обернулся к Милону и увидел, что тот к этому времени уже взялся за второго бандита. Нашего пятого преследователя нигде не было видно.
— Возьми фонарь, — велел мне Милон, придавив ногой к земле своего врага.
Я поднял светильник за поддерживающее кольцо и осторожно, чтобы не загасить пламя, открыл створку и острием кинжала приподнял фитиль из масляной емкости, поджидая, пока огонь разгорится. Затем подошел к Милону, тот крепко держал бандита, у которого из груди торчала рукоять сики. Очевидно, он был сражен своим же оружием. Остальные трое, по-видимому, тоже были мертвы. Поблизости валялись короткая и длинная сики и даже короткий обоюдоострый меч. Он отличался по размерам от оружия легионеров, у которого был узкий и длинный клинок, что напоминало чересчур большой кинжал. Меч, такой как этот, был в ходу у римских воинов сотню лет назад, а в наше время его можно было встретить только на арене для боев. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Рим наводнили вооруженные подобным оружием банды, и до них почти никому не было никакого дела.
Тот человек, которого держал ногой Милон, являлся типичным представителем одной из них. Это был мужчина крепкого телосложения, с весьма ограниченным числом извилин в мозгу. По его лицу невозможно было угадать возраст, ибо оно, подобно карте, было исчерчено множеством шрамов и отметин, преимущественно нанесенных бойцовскими перчатками, что было характерно для борцов, а не гладиаторов. Последние, как правило, были все же умнее.
— Полагаю, этому парню есть что нам рассказать, господин, — сказал Милон, заломив жертве назад руку, чем исторг из него стон.
— Хорошо, — ответил я.
Присев на корточки рядом с бандитом, я высоко поднял над ним фонарь. Мне сразу стало ясно, что он долго не протянет, поэтому я поспешил с расспросами:
— Кто тебя нанял?
— Клавдий, — простонал тот, когда Милон в очередной раз жестом побудил его к ответу. — Он сказал, что у тебя на шее будет желтый шарф.
Угораздило же меня надеть такой яркий предмет туалета, печально отметил про себя я, касаясь его рукой. Рассуждал о маскировке, а сам не подумал, что лучшего опознавательного знака, чем столь яркий шарф, даже вообразить трудно.
— Кто вас вел этой ночью, свинья? — спросил Милон. — Кто направлял вас, когда вы шли по темным улицам, следя за нами?
— Какой-то юнец. — Судя по всему, у него не было большого желания продолжать разговор, пока Милон не вдохновил его на большее красноречие. — Он не из наших мест. Видать, азиат, судя по акценту. Он сказал, что знает, как выглядит нужный нам человек. Весь день караулил вас. Ходил взад-вперед, то от реки к Остийским воротам, то обратно. А когда ворота закрылись на ночь, пришел к нам в порт. В это время как раз подплыли вы. И он нам вас показал. Потом повел по улице в обход навстречу вам. Хотя не было видно ни зги, ему было идти все равно что днем. Не иначе как этот мальчишка зрит пальцами ног.
Последние слова он проговорил чуть слышно.
— Хорошо, — освободив его руку, произнес Милон. — Все, что нам нужно, мы узнали. Что теперь будем делать, господин?
— Оставим их здесь. Пусть с ними разбираются ночные дозорные. Я включу его показания в свой отчет, когда буду завершать это дело. Сейчас на это у меня нет времени. Пошли ко мне.
Теперь, когда мы запаслись фонарем, одолеть остаток пути до моего дома нам не представляло никакого труда.
— Здесь я тебя покину, господин, — произнес Милон, когда Катон открыл нам дверь.
— Я никогда не забуду, как ты мне сегодня помог, — сказал я на прощание. — В этом путешествии ты был для меня не просто проводником. Ты сослужил мне большую службу.
— Пустяки. Постарайся не забыть обо мне, когда станешь влиятельным магистратом. — И юноша растворился во мгле ночи.
Тогда я подумал, что Милон намекал на необходимость вызволить его из беды, если он когда-нибудь предстанет передо мной в суде. Но я ошибся. Этот молодой человек оказался птицей более высокого полета.
Катон, как всегда, принялся меня отчитывать за позднее возвращение и сомнительного вида приятелей. Пропустив его слова мимо ушей, я направился прямиком в свои покои, велев ему принести что-нибудь поесть, таз с водой и чистые полотенца. Продолжая ворчать, он начал исполнять приказания. Когда он принес мне все, что я просил, я отправил его спать, закрыв за ним дверь.
Содрав с себя тунику, я внимательно, насколько позволял мне это сделать тусклый свет лампы, изучил полученное в схватке ножевое ранение. Хотя на вид ничего особенного в нем не было, я едва вытерпел жжение, когда усиленно промывал его вином. Затем я перевязал рану при помощи сложенного полотенца, прикрепив его к себе полосками ткани, вырезанными из туники. И решил про себя, что поутру непременно пойду к Асклепиоду, чтобы он осмотрел меня.
Долгое путешествие вкупе с приключением, происшедшим на улицах Рима, изрядно меня вымотали. Я это понял только тогда, когда, сев на кровать, стал с трудом запихивать в пустой желудок пищу. Мне не раз случалось быть раненным в бою, но в стычках такого рода участвовать раньше не доводилось. Очевидно, последствия внезапного и неожиданного нападения повергли меня в тоску и меланхолию. Особенно удручало меня то обстоятельство, что на мою жизнь покушались те, что сами являлись отбросами общества, самыми отъявленными мерзавцами, каких только можно вообразить.
Не мог я смириться и с тем, что мальчишка-взломщик опять ускользнул у меня из рук. Только он мог привести меня к амулету, похищенному из моей спальни. При этом я взглянул на окно, чтобы убедиться, что декоративная бронзовая решетка, которая была установлена по моему заказу, цела и невредима. Судя по внешнему виду, она стоила потраченных денег. Тем не менее я уже начал верить в то, что в моей комнате орудовало некое сверхъестественное создание и его не смогут остановить никакие преграды.
Морщась от боли, я лег в постель и закрыл глаза. Прошел еще один день, за который мне удалось многое прояснить, но этого, к сожалению, было еще не достаточно.
