Разумеется, Помпей еще несколько дней назад узнал о решении сената. Но его прихлебатели настояли на том, чтобы сенат, возродив к жизни старинный обычай, в полном составе отправился в лагерь триумфатора и сообщил ему благую весть. Так как в истории насчитывалось изрядное количество подобных прецедентов, на которые ссылались сторонники совместного похода, всем остальным пришлось смириться.
Мы вышли на виа Сакра и направились к городским воротам. На всех без исключения лицах застыло непроницаемое выражение, приличествующее государственным мужам, однако тут и там раздавался недовольный ропот, в который и я внес свою лепту.
— Видно, Помпей задумал затмить всех прежних триумфаторов, — проворчал кто-то неподалеку от меня. — На моей памяти никто еще не требовал от сенаторов подобного променада.
— Как все это похоже на Помпея, — подхватил другой голос. — Мало ему триумфальных почестей, так еще надо, чтобы все сенаторы притащились к нему в лагерь, целовать его прославленную задницу.
По моему разумению, подобное недовольство было вполне оправданно. В те времена, о которых я пишу, сенат еще сохранял свое достоинство и действительно представлял собой собрание равных. Всякий, кто чрезмерно выпячивал собственную персону и поднимал вокруг себя излишний шум, возбуждал всеобщее неодобрение. Триумфатор в течение дня получал почести, сравнимые с теми, что воздавались богам. Требовать большего не мог ни один человек, сколь ни велики были совершенные им подвиги.
Сторонники Помпея обратились в сенат с просьбой предоставить ему право надевать триумфальные регалии всякий раз, когда он появляется на публике. Подобное низкопоклонство не могло не привести в недоумение всех здравомыслящих римлян, но, к сожалению, уже в то время здравомыслящие римляне сделались большой редкостью.
Лагерь Помпея отличался от обычного военного лагеря лишь тем, что был абсолютно лишен укреплений. По моему мнению, это обстоятельство можно было счесть откровенным вызовом. Поведение солдат красноречиво доказывало, что между кампаниями Помпей не требовал от своей армии соблюдения жесткой военной дисциплины. Лишь немногие из встретившихся нам воинов были облачены в доспехи, почти никто не имел при себе щитов. Те, кто был назначен охранять военные трофеи, отстегнув мечи и отставив в сторону пики, развлекались игрой в кости и бабки. По пути в преторий Помпея нам встретилось несколько человек, чьи лица побагровели под воздействием винных паров. То обстоятельство, что Помпей не счел нужным устроить сенату торжественную встречу, сопровождаемую парадным смотром войск, многие мои спутники сочли до крайности оскорбительным.
Помпей восседал в претории на курульном кресле, водруженном на высокий помост. Мы прошли между рядами воинов, составлявших личную охрану триумфатора. В отличие от солдат, бродивших по лагерю, все они были при полном вооружении. Их начищенные до блеска кольчуги были смазаны маслом, солнце играло на сверкающих бронзовых касках, украшенных хвостами из конского волоса, новехонькие плащи поражали разнообразием красок. Но тягостное впечатление, произведенное на сенат разгильдяями-караульными, охранявшими награбленные сокровища, было уже не исправить. На ум мне пришло, что Цицерон, говоря о Помпее, справедливо называет его политически слабоумным. Вне всякого сомнения, человек, не давший себе труда проявить элементарное уважение по отношению к самым влиятельным людям Рима, не имел будущего в политике.
— Судя по всему, вскоре он потребует, чтобы его называли царем царей, — заметил я, обращаясь к Крассу, который стоял со мной рядом. — Посмотри только на него. Для того чтобы сразить нас своим величием, ему потребовался помост высотой в два человеческих роста, а то и больше. Что до курульного кресла, которому он доверил свою драгоценную задницу, оно, если мне не изменяет зрение, сделано из слоновой кости.
И действительно, Помпей, в своих позолоченных доспехах и алом плаще, больше походил на царя, чем на военачальника. Кресло его покрывали леопардовые шкуры, а ноги покоились на скамейке, отлитой из корон побежденных им правителей.
— Он явно получает удовольствие, попирая ногами чужие короны, — заметил я.
За спиной Помпея стояли лучшие воины его легиона, их головы и плечи покрывали львиные шкуры, наброшенные поверх чешуйчатых кирас старого образца, а чуть в стороне — несколько стариков, чьи длинные остроконечные бороды напоминали формой высокие шляпы, венчавшие их головы. Все они были закутаны в длинные коричневые плащи. Я спросил Красса, кто это такие.
— Гаруспики, этрусские жрецы, которые предсказывают будущее по внутренностям убитых жертвенных животных, — пояснил он. — Я говорил тебе о них. Помпей считает, что они принесли ему удачу.
Неподвижные лица жрецов были исполнены фанатичной суровости. «Это и понятно, — подумал я. — Вряд ли возможно утверждать, что люди, которые ежедневно вспарывают животы жертвенным животным и разглядывают их потроха в поисках тайных знамений, выбрали для себя самое приятное на свете занятие».
Дойдя до помоста, мы остановились. Надеюсь, что мы имели вид более благородный, чем Помпей, который пыжился изо всех сил, стараясь выглядеть величественно. Гортал выступил вперед и звучно провозгласил:
— Гней Помпей Магнус, мы, сенат Рима, пользуясь своими древними полномочиями, даруем тебе право на триумфальные почести!
Торжественность момента была несколько подпорчена долетевшим из лагеря ревом слона.
Помпей поднялся.
— Досточтимые отцы города! — начал он, но оглушительный рев, вырвавшийся из глоток сразу нескольких слонов, не дал ему договорить. Выждав, когда вновь настанет тишина, Помпей продолжал: — Я с благодарностью принимаю эту великую честь, которая послужит немеркнущей славе богов Рима и моих предков.
— Какие предки? — довольно громко осведомился какой-то шутник. — Те самые, что четыре поколения назад промышляли игрой на флейте?
Этот вопрос вызвал несколько сдавленных смешков. Подобно множеству других, род Помпея достиг влиятельного положения при Сулле. До того его семейство пребывало в полном ничтожестве.
— Io triumphe! — рявкнул глашатай, заглушив все прочие голоса, отпускавшие на счет Помпея язвительные замечания.
Я разобрал, как Красс вполголоса произнес:
— Какой удобный случай.
Его тон заставил меня насторожиться.
— Что ты имеешь в виду? — так же тихо спросил я.
— То, что здесь собрался весь сенат. Помпей восседает перед нами, в окружении вооруженной армии. Пожелай он только, и может приказать своим воинам всех нас перерезать; и никто не уйдет живым.
— Да, такая резня принесла бы ему больше славы, чем все предшествующие сражения, — усмехнулся я, стараясь говорить как можно беззаботнее.
Тем не менее на лбу у меня выступили предательские капли пота. Разумеется, у Помпея не хватит смелости Устроить подобную бойню, успокаивал я себя. Но я знал, что почувствую себя в полной безопасности, лишь вновь оказавшись за стенами Рима. Слова Красса не только встревожили меня, но и заставили понять, что сам он не упустил бы столь удобный случай, только подвернись ему такой. Если когда-нибудь обстоятельства сложатся так, что Красс в своем лагере будет ожидать разрешения на триумф, и сенат в полном составе отправится к нему с благой вестью, мне стоит сказаться больным, решил я.
