— Но, если говорить откровенно, я слишком мелкая птица, чтобы привлечь внимание Помпея. — По крайней мере, прежде я утешал себя именно этими соображениями. — К тому же так мне говорили другие люди — из тех, кого малозначительными никак не назовешь.
— Господин, конечно, я — всего лишь ничтожный раб, а Помпей — величайший покоритель народов со времен Александра Македонского, — заявил Гермес. — Но даже мне известно: самый ничтожный из врагов заслуживает смерти.
— Над твоими словами стоит подумать, — вздохнул я. — Возможно, от тебя тоже будет какой-то толк, хотя на этот счет у меня есть серьезные сомнения. Давай разложим все факты по порядку. После того как Нерон попытался меня отравить, он отправился в дом Целера. Я сразу заподозрил Клодию на том основании, что она сестра моего врага и прежде уже пыталась меня убрать. В прошлом она не раз была пособницей Помпея. Но сейчас его окружает множество этрусков, искушенных в науке убивать. Почему он не использовал кого-нибудь из них?
Мы оба погрузились в раздумье, передавая друг другу кувшин с вином.
— Мне вот что пришло в голову, — нарушил молчание Гермес. — Может, Помпей хотел повернуть дело так, чтобы об убийстве никто не догадался? Поэтому и выбрал яд. Все решили бы, что ты отравился несвежей едой или просто умер от какой-то неизвестной болезни.
— Твои слова не лишены смысла. Я только что вернулся в Рим. И в Галлии легко мог подцепить какую-нибудь опасную хворобу. А он, разделавшись той ночью с беднягой Капитоном, счел, что двое убитых — это явный перебор.
— Значит, ты думаешь, что Капитона тоже убрал Помпей?
Разговор об убийствах доставлял Гермесу удовольствие, которое мальчишка не считал нужным скрывать.
— У него имелись на это веские причины, — кивнул я и рассказал о том, что Капитон выступал против военных поселений, столь важных для Помпея.
Выслушав меня, Гермес тихонько присвистнул:
— А я-то думал, самые опасные люди в Риме — Клодий и Милон. Оказывается, эти великие государственные деятели намного хуже.
— Неплохо сказано, — похвалил я. — Клодий и Милон — это всего лишь главари бандитских шаек, и все их притязания ограничиваются господством на городских улицах. А люди, о которых мы говорим, мечтают господствовать над всем миром. И тому, кто встанет у них на пути, не поздоровится.
— И как ты намерен защищаться, хозяин? Клодий тебе не страшен. Тебе всегда поможет твой друг Милон, а его банда ничуть не меньше банды Клодия. Но Помпея тебе не победить. Сам говоришь, что даже патриции, заседающие в сенате, ничего не могли с ним поделать.
Надо признать, для раба этот мальчишка на удивление здраво судил о политике. Внезапно мне пришло в голову, что наше фамильное поместье в Беневентуме — не такое уж скучное место, как мне казалось раньше. Возможно, укрывшись там на какое-то время, я поступлю весьма разумно.
— Я так думаю, лучше тебе не ссориться с Помпеем, господин, — закончил свои рассуждения Гермес.
— Я вовсе и не имел намерений с ним ссориться, — заметил я. — Проблема в том, что я понятия не имею, каким поступком заслужил его ненависть — если только он действительно ненавидит меня столь сильно, что даже пытался отравить. Одно могу сказать точно — никогда прежде он меня не замечал. Почему же сейчас вдруг решил удостоить мою скромную персону своего лестного внимания?
— Ты ведь знаменит тем, что можешь любого вывести на чистую воду, верно? — спросил Гермес. — Вытащить наружу правду, которую люди предпочитают спрятать. Так, может, Помпей совершил или собирается совершить нечто такое, о чем никто и никогда не должен узнать.
— Гермес, ты поражаешь меня своей сообразительностью, — признался я.
— Я же говорил тебе, что на сытый желудок голова у меня варит намного лучше.
Расследуя любое преступление или заговор, неизбежно сталкиваешься с множеством людей, которые действуют, исходя из самых разных соображений. Поначалу все эти хитросплетения приводят тебя в замешательство. По мере того как фактов и свидетельств в твоем распоряжении становится все больше, голова от них и вовсе начинает пухнуть. Но со временем расследование входит в завершающую стадию, когда каждый добытый факт, подобно звену цепи, точно становится на свое место, не запутывая, а проясняя общую картину. То, что прежде приводило тебя в недоумение, начинает обретать смысл. Я чувствовал, что наконец достиг этой финишной прямой. Моя покровительница, неутомимая муза сыска, витала надо мной, помогая распутать клубок злодеяний, где сплелись воедино жестокость и политические амбиции.
А может, я просто находился под воздействием винных паров?
12
Рим был украшен, как для великого праздника; повсюду сверкала свежая позолота, куда ни бросишь взгляд, пестрели цветочные гирлянды. На головы бронзовых статуй, изображающих прославленных героев прошлого, водрузили свежие лавровые венки, дабы они тоже участвовали в триумфе. Около всех святилищ, даже тех, что были посвящены незначительным божествам, курили фимиам. Что касается величайших богов, покровителей и защитников Рима, их изображения проносили по улицам в богато разукрашенных носилках, причем каждая подобная процессия собирала толпы участников.
Сердце мое радовалось всякий раз, когда я видел свой город в столь пышном убранстве, даже если причиной тому был триумф человека, к которому я и не питал симпатий. Радость, владевшая разгуливавшей по улицам толпой, невольно передалась и мне. Отовсюду доносилось ликующее пение, хозяева винных лавок потирали руки, собирая щедрую выручку. В этот день были отменены все работы, и крестьяне, вместе с жителями маленьких окрестных городов, хлынули в Рим. В школах не было занятий, и ошалевшие от восторга дети вприпрыжку носились по тротуарам, оглашая воздух визгом и воплями.
Приподнятое мое настроение отравляла лишь мысль о том, что утро мне придется провести в театре Помпея, отчаянно скучая на представлении какой-то занудной греческой трагедии и воздавая, таким образом, дань старой античной культуре. Куда с большим удовольствием я отправился бы в один из старых деревянных театров, позабавиться над выходками мимов, или же в цирк, полюбоваться на диких зверей, которым предстояло участвовать в нынешних играх. Однако выбора у меня не было. Все без исключения сенаторы, всадники и весталки обязаны были присутствовать на представлении в новом театре. Каждый, кто осмелился бы пренебречь этой утомительной обязанностью, вызвал бы не только недовольство Помпея (что, рискну предположить, вполне отвечало тайным желаниям многих моих собратьев), но и недовольство охраняющих город богов.
С утра все мы явились на Форум, где нас выстроили в определенном порядке — впереди шли консулы, за ними выступали цензоры, далее следовали преторы, весталки, понтифики, возглавляемые Цезарем, фламины, и уже после — сенаторы, которых, по обязанности принцепса, возглавлял Гортензий Гортал. За Горталом шествовали и все остальные, в порядке, соответствующем давности их пребывания в сенате. Как вы можете догадаться, мне досталось место в самом конце процессии, в окружении столь же незначительных персон, как и я сам. Нам пришлось проделать неблизкий путь на Марсово поле, где в окружении новых зданий возвышался театр Помпея.
