Своей остроумной речью Секстус заработал враждебные взгляды, пока не поднялся плешивый Септимус и не начал говорить:
— Мое имя Филипп Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, однако вся Европа знает меня под именем Парацельс. Это имя я дал себе сам в подражание своему великому учителю Корнелиусу Цельсу, римскому врачу тех времен, когда Иисус ходил по земле. Пара-Цельс означает равный Цельсу. Чего во мне больше — доктора медицины, этот титул я получил в Феррарском университете, или простого естествоиспытателя — пусть решат потомки. Некоторые даже называют меня магом, поскольку я излечиваю болезни необычным способом. Для этого я использую самые скромные теории, к примеру, что благодаря Господу в каждой стране произрастают именно те растения, которые действенны против распространенных там болезней, и что болезни зачастую имеют психическую причину, а не органическую. Все это я изложил в двухстах работах в надежде оставить их потомкам.
— Клятва! — раздраженно буркнул Эразм Роттердамский.
Парацельс недоуменно посмотрел на него, но тут же спохватился:
— Простите, это не намеренно! Tacent libri suo loco.
Октавус начал представляться на смеси древнего французского и плохой латыни. Он был в черном плаще ученого, с бородой и в треуголке на голове.
— К востоку от Рейна меня называют Нострадамусом, потому что мое настоящее имя Мишель де Нотр-Дам кому-то кажется труднопроизносимым. Многие в этой стране считают меня чернокнижником или глупым фантазером, на самом деле благодаря моему дару предвидения я самый настоящий пророк. В итоге Екатерина Медичи и король Карл пользуются не только моими познаниями доктора медицины, приобретенными мною в Монпелье, но и моими мудрыми предсказаниями, которые я со временем собираюсь записать. Tacent libri suo loco.
Последним представился Нонус, человек аскетической внешности, в бедной одежде, также впервые принимавший участие в такой встрече.
— Поверьте, досточтимые ученые мужи, — нерешительно начал он, — мне очень непросто выступать перед вами, ведь я не могу соперничать с вами ни в образовании, ни в чем ином. Я родился в Галле на реке Зале и звался Матиас Готхард, но известность приобрел как Грюневальд, живописец. В тридцать девять лет я стал придворным художником архиепископа Ульриха в Ашаффенбурге, спустя семь лет получил место у Альбрехта Бранденбургского и рисовал все, что от меня требовали. И вот совсем недавно его милость выставил меня на улицу, потому что его секретарь, этот лицемер Иоахим Кирхнер, обнаружил в моей мастерской трактаты Мартина Лютера, которыми я заинтересовался из чистого любопытства. Я бежал во Франкфурт, где нашел пристанище, и настоятельно прошу вас не выдавать меня. Вы спросите меня, каким образом такой, как я, стал одним из Девяти Незримых. Поверьте, сам я этого никогда не желал. Великий Иероним Босх из Нидерландов обратил на меня внимание, потому что мы оба, хотя и по-разному, отображали библейские сюжеты. Однажды он неожиданно возник на моем пути и сказал, что я достоин быть его наследником, став одним из Девяти Незримых. Он посвятил меня во все тайны, и через три недели до меня дошла весть о его кончине. Tacent libri suo loco.
Молча и внешне безразлично Незримые выслушали речь друг друга. Лишь Эразм Роттердамский не мог удержаться, чтобы время от времени не показывать свое одобрение или восхищение, а порой озабоченность или недовольство. В особенности его расстроили канатоходец Рудольфо, исцелитель-чудотворец Парацельс и предсказатель Нострадамус, что не укрылось от окружающих. Когда он заговорил, склонившись над своим пюпитром и прищурив, как от яркого солнечного света, глаза, его голос звучал тихо, поначалу почти невнятно:
— Досточтимые ученые мужи, как известно, тому из Незримых, кто осведомлен о месте хранения «Книг Премудрости», разрешено их читать, однако пользоваться их содержанием запрещено под угрозой наказания. — Постепенно повышая голос, Примус продолжал: — Все вы знаете, что это означает, а ежели забыли, то я напомню вам, что случилось с Иоганном Гейденбергом, называвшим себя Тритемием, оккультистом духовного звания.
Рудольфо беспокойно заерзал на своем стуле, и Эразм хитро посмотрел на него. Тогда канатоходец был вынужден продолжить речь Примуса:
— Тритемий воспользовался искусством магии из «Книг Премудрости», которые были вверены ему как Квартусу. Когда у императора Максимилиана погибла супруга Мария Бургундская, он от горя пришел в полное отчаяние и пообещал оккультисту большое вознаграждение, если тому удастся устроить так, чтобы он смог еще раз увидеть Марию. С помощью своих знаний о физических свойствах вещей из восьмой книги монах действительно явил императору некую женщину, которую тот признал своей женой. На самом деле Тритемий воспользовался услугами одной женщины бюргерского сословия, имевшей сходство с покойной, поместил ее в камеру обскуру размером с платяной шкаф и через отверстие не больше человеческого глаза отбросил ее движущееся изображение на белую стену. Деньгами, которыми он был вознагражден императором, Тритемий пользовался недолго, потому что его поразила странная эпидемия, опасная, как медленно действующий яд. Тритемий жил тогда в аббатстве святого Якова в Вюрцбурге, на нем уже лежала печать смерти, когда я прибыл туда со своей цирковой труппой. По причине, для меня и поныне остающейся загадкой, оккультист перед смертью позвал циркача. Я нанес ему визит в аббатстве бенедиктинцев, и Тритемий, которого я до этого никогда не видел, посвятил меня в тайну Девяти Незримых. Еще до того как мы отправились дальше, монах умер от странной болезни. С тех пор ваши ряды пополнились канатоходцем. Насколько я осведомлен, лишь я один знаю местонахождение секретных книг.
По вековой традиции «Книги Премудрости» передавались единственным на тот момент хранителем, знавшим место тайника, достойному преемнику. Тот мог по собственному усмотрению определять место хранения. Он также мог поставить в известность остальных членов «девятки», где хранятся книги, но мог и не делать этого. И Тритемий был не единственный, кто до самой смерти не разглашал тайну. Вот как оказалось, что только канатоходец Рудольфо знал, где были спрятаны «Книги Премудрости».
Помимо колких и язвительных замечаний, выпавших на долю Рудольфа Реттенбека, сына сапожника из Бамберга, со стороны Незримых, в особенности досточтимых ученых мужей, он вызвал большое недоверие. Причастность прорицателя Нострадамуса и художника Грюневальда была воспринята ими весьма скептически, но у тех, по крайней мере, не было в руках такого козыря, как обладание главной тайной — знания места хранения «Книг Премудрости». И вдруг оказывается, что тайной владеет какой-то сомнительный канатоходец!
— А в тот момент, когда Тритемий посвятил вас в тайну «Книг Премудрости», вы уже были канатоходцем? — поинтересовался Эразм после долгого задумчивого молчания. — Говорите правду!
Рудольфо покачал головой.
— В качестве престидижитатора я выполнял кунштюки в бродячем цирке, вроде парящей девы или перемещения монеты из одной бутылки в другую. Ничего особенного, но на хлеб заработать было можно.
— И как же, прошу прощения за выражение, заурядный фокусник Рудольф Реттенбек превратился в Великого Рудольфо?
