Ошеломленные новыми подробностями архонты подняли головы, а эпоним заметил:
— Вот уж поистине удивительная история!
Дафна тем временем продолжала:
— То, что вы услышали сейчас от меня, я видела своими глазами. Насчет того, что было дальше, я могу только строить, догадки. Если Каллий хотел оставить клад себе, то ему необходимо было как можно быстрее избавиться от меня, единственного свидетеля того, что произошло этой ночью. Поэтому он прокрался к палатке гетер, где Мелисса приняла и обогрела меня. Вероятно, он выстрелил, когда увидел на стене наши тени, а может, выпустил стрелу на звук голоса, но попал не в меня, а в Мелиссу. Фемистокл встретил Каллия ночью в Марафоне в тот момент, когда священник, скорее всего, хотел перепрятать клад варваров. Что еще мог делать там жрец Деметры? Но боги покарали негодяя.
— Гетера лжет! — раздались крики из зала. — Она говорит так, как говорят толкователи снов на ступенях храма. — Эта история показалась афинянам такой необычной, что они, сжав кулаки, дали волю своей ярости.
Но, тем не менее, Дафна снова заставила публику слушать ее.
— Конечно, это лишь предположения, — спокойно сказала она. — Но они так же вероятны, как и выдвинутое против меня обвинение. У вас, архонтов, нет доказательств. Разве что…
— Разве что? — Архонт-эпоним вопросительно посмотрел на Дафну.
— Вы поверили бы мне, если бы я привела вас на то место, где персы спрятали золото?
Архонт стал оглядываться по сторонам, ища совета. Остальные судьи тоже сидели в нерешительности.
— Битва под Марафоном состоялась почти восемь лет назад, — помедлив, сказал эпоним. — Ты действительно веришь, что найдешь клад варваров?
— Да, я верю! — ответила Дафна. — Если бы я была шпионкой, то вы с полным правом могли бы утверждать, что варвары обратятся ко мне, дабы вернуть свой клад.
Судьи утвердительно закивали головами.
Дафна вознесла руки к небу и воскликнула:
— О боги Олимпа, помогите восторжествовать истине! Помогите мне найти золото варваров!
Далеко от Милета, там, где плоская прибрежная равнина переходит в холмистую местность цвета охры, персидское войско разбило гигантский лагерь. Весь гористый горизонт, насколько хватало взгляда, был усеян палатками варваров. Здесь скопились сотни тысяч солдат, лошадей и повозок, и над всем клубился едкий дым лагерных костров, в которых горел высушенный навоз.
Две запряженные лошадьми повозки мчались по холмам из Милета, поднимая облака красно-коричневой пыли. Они направлялись в низину, в которой был расположен лагерь. Телеги с высокими колесами и причудливые конструкции из балок образовывали ограждение лагеря, где находился великий персидский царь Ксеркс.
[47]
На передней повозке ехали начальник разведки Терилл и несколько придворных, которых можно было распознать по пурпурным мантиям с белыми ястребами на плечах. Вторая повозка представляла собой ужасающее зрелище. На ней лежали несколько человек, истощенные, избитые, с окровавленными головами и кровавыми полосами на спинах. То были смертники, которых везли к великому царю для утверждения приговора. Среди них оказался Эякид, чернобородый торговец из Магнезии.
Он впал в беспамятство еще накануне, когда ему вдалбливали мысль о пагубности его действий. Бесконечные удары, свист кнута и крики истязаемых людей почти помутили его разум. С полным безразличием, закованный в наручники, Эякид в полубессознательном состоянии ожидал неминуемой смерти. Каждый раз, когда повозка подпрыгивала на ухабах, он подбородком бился о грудь, а измазанные кровью волосы закрывали глаза, так что он даже не видел огромного военного лагеря варваров, к которому они приближались. Впрочем, для него это было и лучше.
Он не заметил ни огромных жерновов, стоявших наготове в дальнем углу лагеря, ни быков, которые должны были вращать эти жернова, чтобы размолоть каждого из заключенных по очереди. Повозки остановились, сопровождающие спрыгнули и стащили смертников на землю. Некоторые из них упали лицом в пыль, не в силах держаться на ногах. Эякид, шатаясь и теряя равновесие, сделал несколько шагов, а потом сел на землю и прислонился к одному из колес. Он равнодушно смотрел перед собой, не замечая ничего вокруг.
В дальнем углу лагеря земля была покрыта большими красно-синими коврами с затейливым орнаментом. Они украшали подход к похожей на дворец палатке, украшенной куполами и эркерами. В просторной прихожей стоял широкий красный подиум. Под балдахином, на котором были прикреплены яркие флаги, сидел жестокий, известный своей непредсказуемостью Ксеркс — царь варваров, властитель азиатов, внушающий ужас.
На голове царя был цилиндрический колпак, из-под которого свисали черные, мелко завитые волосы. Бритые насупленные брови и узкие настороженные глаза делали его взгляд колючим. Борода спадала на грудь лопатой. На плечах была пурпурная накидка с повторяющимся мотивом: сокол и ястреб. Из-под слегка подобранной полы, достигавшей щиколоток, виднелись шафранного цвета сапожки на высоких каблуках. Каждый палец обеих рук, включая большой, украшало кольцо с разноцветными камнями. Правой рукой Ксеркс держал золотой скипетр, а левой — сосуд в форме лотоса. И то и другое было частью военной добычи, захваченной им во время последнего завоевательного похода.
В окружении босоногих слуг Ксеркс выглядел как переодетый ребенок. Он унаследовал трон отца, обеспечившего его могущество, после того как Дарий, готовясь к очередному походу против греков, неожиданно умер. Теперь наследника престола мучили сомнения. Он вскочил с трона, снабженного рукоятками, чтобы рабам было легче носить его, и сделал несколько шагов, слегка пританцовывая. Рабы поднесли ему трон, и он снова сел.
— Не знаю, не знаю, — прогнусавил Ксеркс, — будет ли это угодно Ауре Мацде, если мы выступим против Эллады. Может быть, греки слабы и пугливы, как зайцы в наших горных долинах, но их боги сильны и могущественны и, возможно, находятся в союзе с нашим богом зла Ахриманом.
Тут к Ксерксу подошел Мардоний, его двоюродный брат, и сказал:
— О храбрейший из храбрых! Будет несправедливо, если греки, нанесшие персам самую страшную обиду за все время существования нашего государства, не будут наказаны. С тех пор как Кир устранил Астиагов и мы взяли правление на себя, у нас не было неудач. Только Датис и Артафрен были разбиты на равнине Марафона. Кир, Камбис и твой отец Дарий покоряли один народ за другим. Почему ты добровольно хочешь отказаться от своего могущества? Европа — прекрасная земля, и там произрастают великолепные фруктовые деревья!
— Фруктовые деревья? — Царь оживился. Все знали, что фрукты занимали его больше всего на свете.
Мардоний заверил царя, что там растут такие деревья, которых нет на азиатской земле, а их плоды сладкие как мед.
— Сладкие как мед? — переспросил Ксеркс и высокомерно заявил: — Я переправлю через Геллеспонт такое огромное войско, какого Европа еще не видывала. Моему отцу Дарию не довелось отомстить за позор поражения. Но я не успокоюсь, пока не захвачу Афины и не превращу их в прах и пепел. Тогда персидская земля будет соседствовать с небом Зевса!
