— Сколько? — холодно спросила Дафна.
— Что значит сколько?
— Я имею в виду, сколько будет стоить, если ты повлияешь на оракула согласно нашим желаниям?
— Это зависит от вас. Вы должны рассказать мне, чего вы хотите.
— Слушай, старик. — Дафна положила руку на плечо Тимона. — На ступенях храма сидит делегация афинян и ждет ответа на свой вопрос, который был подан еще вчера. Речь идет о том, как противостоять варварам, которые собираются напасть на нас. Полководец Аристид считает, что он должен выступить навстречу персам и разбить их на поле боя. Другой полководец, Фемистокл, уверен, что победить персов можно только на море. Он хочет заманить их в узкое место и разбить с помощью новых маневренных кораблей.
— И в чью пользу должен высказаться оракул?
— В пользу Фемистокла.
— Нелегкая задача, — буркнул Тимон. — Трудное решение. — Пристально посмотрев Дафне в глаза, он вдруг заявил: — Ты не эфеб, ты женщина.
Сикиннос схватился за меч. Гетера не на шутку испугалась. Приложив палец к губам, она умоляющим взглядом попросила не выдавать ее. Потом опустила глаза и кивнула.
— Ты любишь этого Фемистокла? — спросил старый Тимон.
— Да, но дело не в этом. Фемистокл более убедителен. Если кто и может разбить варваров, так это он.
— Кто с тобой? — Тимон указал на Сикинноса.
— Домашний учитель, слуга и друг Фемистокла. Он сопровождал меня сюда.
Наступила пауза. Тимон размышлял. Это длилось долго, слишком долго для Дафны. Она вытащила мешочек, достала несколько золотых монет и протянула их старику.
У Тимона округлились глаза.
— Тридцать мин, полталанта! — воскликнул он, не веря своим глазам.
Дафна сказала:
— Половина сейчас, остальное потом.
— Пусть будет так, во имя Гермеса, который сопровождает нас во время всех сделок. — Тимон рассмеялся. — Встретимся завтра около полудня на этом месте. Только не ходите за мной, чтобы никто ничего не заподозрил.
Старик удалился, а Дафна с Сикинносом пошли к алтарю, где тем временем скопилось еще больше народа.
— Пятьдесят драхм за промантию! — предприимчивые дельфийцы открыто предлагали фои услуги.
А один слепой прорицатель ходил перед храмом, стуча палкой, и кричал:
— Зевс лишил меня глаз, но Аполлон наделил меня даром ясновидения. Десять драхм для провидца Спитамена, десять драхм! — При этом он так колотил по ступеням храма, что казалось, будто это удары кнута погонщика. Между тем кое-кто, устав от многодневного напрасного ожидания, давал старику десять драхм и уходил с ним за храм.
— Они ушли! — Сикиннос указал на ступени храма, где только что сидела делегация афинян.
Дафна испуганно посмотрела на него и остановилась.
— Сикиннос, — прошептала она, — слишком поздно. — От бессильной ярости на ее глазах выступили слезы. Сикиннос не отважился утешать гетеру.
Но вдруг из колонного зала быстрым шагом вышел Тимон. Он бурно дискутировал с сопровождавшими его афинскими демосиями, размахивая при этом руками и указывая на табличку с предсказанием, которую один из них держал в руках… Оба афинянина были в отчаянии. Один из них рвал на себе волосы, у другого по лицу текли слезы.
Как обычно, их окружила толпа зевак, которым было интересно узнать, в чем не повезло искателям совета. Тимон притворно сокрушался:
— Что же с вами сделал Аполлон! Ведь если вы с такими плохими новостями появитесь в Афинах, вам обоим отрубят головы, как поганым варварам. Вас четвертуют и публично сожгут, потому что только тому, кто богохульствовал против Аполлона, предсказывают такое несчастье.
Потом он взял табличку и прочитал: «Несчастные, вы еще здесь? Бегите на край земли. Быстро покидайте свои дома, крутые скалы круглого города. Иначе ваши тела и головы не смогут избежать жестокого уничтожения. Убирайтесь из святилища! И ждите страшного несчастья».
Один из демосиев громко причитал:
— Что же мы такое натворили? За что нас наказывает Аполлон? Ведь мы, как и полагается, пожертвовали козленка, и белый дым поднимался вертикально вверх, а это знак благоволения богов.
— Тогда пожертвуйте еще раз. Принесите в храм оливковую ветвь и снова спросите, как вам встретить варваров.
Время поджимало, но афинские посланники решили повторно обратиться к оракулу и не покидать святилища, пока не получат лучшего предсказания.
Дафна и Сикиннос провели ночь в одной из переполненных гостиниц. Дафна почти не спала, опасаясь, как бы в ней не распознали женщину. Когда они на следующий день снова встретились с Тимоном, у того был серьезный вид.
— Мне пришлось применить все мое искусство, чтобы убедить оракула сделать новое предсказание. Но благодаря золоту… — Дафна бросила ему мешочек с оставшимися монетами. Он пересчитал содержимое и запинаясь произнес: — Не знаю, принесет ли тебе пользу новый ответ оракула.
— Афиняне сделают все так, как сказал оракул. Если надо бежать, будем бежать. Если он сказал, что надо драться на суше, будем драться на суше. Если же посоветовал встретить врага на море, то будем сражаться на море. Ни один афинянин не побоится взойти на триеру. Так каков ответ пифии?
Тимон протянул Дафне табличку величиной с ладонь, и она быстро прочитала: «Все будет разрушено, что стоит в столице. Только деревянные стены оставит Зевс своей дочери Афине».
Какое-то мгновение Дафна размышляла над текстом. Деревянные стены? Но потом ее лицо просветлело. Гетера чуть было не бросилась Тимону на шею, но вовремя остановилась, вспомнив, что она в мужском одеянии.
— Хорошо сработано, старик! — восторженно воскликнула Дафна. — Где афинские посланники?
— Уехали!
— Быстрей к лошадям, Сикиннос! — крикнула гетера.
Глава десятая
Дафна сопровождала Фемистокла на пути к народному собранию. Слух о том, что дельфийская пифия предсказала афинянам мрачное будущее, привлек тысячи горожан к экклесии. На панафинейской дороге Фемистокл вдруг остановился, схватил Дафну за руку и сказал:
— Подумай хорошенько, еще есть время. Ты можешь нанять корабль и уплыть на какой-нибудь остров, где тебя никто не знает и где ты будешь в безопасности. Когда афиняне узнают ответ оракула, в городе начнется хаос.
— Разве мое слово значит меньше твоего только потому, что я гетера? — гневно спросила Дафна.
— Я не хотел обидеть тебя! — ответил полководец. — Единственное, что движет мною, — это забота о тебе.
— Я решилась, и пусть будет так! — сказала Дафна, и они пошли дальше.
Фемистоклу хотелось взять любимую на руки, но на публике это было непозволительно. Поэтому он только крепче сжал ее руку, так что она ощутила боль, правда, эта боль была ей приятна. Перед входом в экклесию они расстались. Шесть лексиархов распределяли таблички для голосования.
