Осознавая всю важность задачи, полковник приподнялся в кресле, с выражением триумфатора оглядел присутствующих и медленно произнес, делая ударение на каждом слове:
— Господа, вы — элита мировой империи, которая занимает пятую часть мира, и служба информации Его Величества — лучшая служба. Помните об этом при проведении всех своих операций.
Когда полковник еще говорил, в кабинет вошел посыльный и положил на стол перед Доддсом извещение. Сначала полковник рассерженно отбросил его в сторону, но потом пробежал глазами первые строки и взволнованно заерзал в кресле.
— Только что я получил извещение от леди Доусон из Луксора, — начал он и обстоятельно продолжил: — Внизу дюны, в трех милях западнее Саккары, был найден мумифицированный труп женщины. По всей вероятности, это тело Мэри Хартфилд — жены профессора Эдварда Хартфилда. На теле нашли письмо на имя Мэри Хартфилд, что позволило определить личность. Оно датировано 4 октября 1918 года, на нем стоит подпись и инициал «К». В этом письме речь идет о слепке камня и о сумме в десять тысяч фунтов, которая должна быть передана за него. Место встречи: гостиница «Савой», Каир. День передачи денег: 12 октября 11 часов утра.
— И кто же этот «К»? — взволнованно воскликнул Пинкок, в то время как по комнате распространилось беспокойство и все начали переговариваться друг с другом.
Полковнику Доддсу пришлось потрудиться, чтобы успокоить своих людей. Наконец он привлек к себе внимание, громко заявив:
— Теперь вы видите, господа, что мы, очевидно, имеем дело с нашими будущими конкурентами.
Глава 6
От Каира вверх по Нилу
Поистине, число месяцев у Аллаха — двенадцать месяцев в писании Аллаха в тот день, как Он сотворил небеса и землю. Из них — четыре запретных, это стойкая религия: не причиняйте же в них зла самим себе и сражайтесь все с многобожниками, как они все сражаются с вами. И знайте, что Аллах — с богобоязненными!
Коран, 9 сура, 36 аят
Отношения между Омаром и эк-Кассаром назывались дружбой, но на самом деле все было немного иначе. После неожиданного освобождения из военной тюрьмы в Исмаилии в жизни Омара произошел крутой поворот. Несмотря на то, что его связь с новым знакомым имела вынужденный характер, юноша получил преимущества благодаря своему шраму на правом плече, появление которого теперь стало ему немного понятнее, тогда как автор сего творения до сих пор оставался неизвестен. И хотя великая война закончилась лишь спустя несколько недель после их освобождения, а обвинения в надуманных преступлениях были вынесены им исключительно по причине военного времени, Омар и Нагиб не знали, находятся ли все еще их имена в списках разыскиваемых британского военного министерства. Они посчитали, что будет лучше, если на первое время они затаятся.
Не было в мире другого города, как Каир, в котором можно было незаметно жить и умереть никем не узнанным. Каждый день где-нибудь между районом Макаттам и вокзалом рушился переполненный жильцами дом с узким фасадом, погребая под своими руинами сотни никому не известных людей, потому что многие поколения подряд в течение столетий надстраивали этаж за этажом без соответствующих на то разрешений. Это продолжалось до тех пор, пока слабые фундаменты не проседали, а балки и кирпичи, повинуясь силе тяжести, не обрушивались вниз. Поэтому для обоих не было проще задачи, чем спрятаться в старом доходном доме, в тени цитадели на боковой улочке шариа Ассалиба между мечетью Ибн-Тулун и мечетью султана Хасана. Там они делили друг с другом две комнатушки, снятые для них неизвестным членом «Тадамана». Их новое жилище располагалось на шестом этаже и выходило окнами на тыльную сторону соседнего дома, который ничем не отличался от всех остальных и стоял так близко, что жизнь соседей всегда была на виду, включая нарушение святых законов даже в месяц рамадан.
Хотя Омар родился в этом городе, ему было неуютно в скопище людей, которые жили здесь подобно боящимся света термитам; к тому же, в отличие от насекомых, у них не было возможности хотя бы раз в жизни подняться в небо и начать все заново. Он никогда не чувствовал себя комфортно в этом грязном, нищем лабиринте живописного старого города на востоке, где постоянно пахло пылью и полуразложившимися фекалиями. Но прежде всего — бедностью.
Здесь египтяне жили, как и несколько столетий назад: они так же одевались и терпели те же лишения. Маленькие радости, как и прежде, ограничивались посещением прокуренных кофеен с выставленными на улицу маленькими столиками. Было достаточно двух пиастров, чтобы разогнать все печали бесконечного полудня. В домах не было воды, и, разумеется, никто ничего не слышал о гигиене. Мужчины ходили в баню, если в том была необходимость (что случалось довольно редко), женщины от воды держались подальше, они носили паранджу, регулярно рожали детей и беспрекословно следовали правилам жизни этих кривых переулков.
Можно было подумать, что Омар вырос в другом Каире, на западе, по ту сторону реки на бахр аль-А’ама, в районе вилл и дворцов в Аль-Гамалея или Дарб-эль-Масмат, где появился на свет хедив Исмаил. Там европейские иммигранты — итальянцы, греки, мальтийцы, французы и британцы — в прошлом столетии привили западный архитектурный и жизненный стиль, а остров посреди Нила, который до постройки плотины в Асуане каждый год заносило грязно-коричневым илом, был превращен в ботанический сад с эксклюзивным теннисным клубом и ипподромом. Здесь стояли роскошные дома с выбеленными фасадами — этот цвет в любой другой части города бросался в глаза, как обутый богомолец в стенах мечети, — пароходные агентства соревновались друг с другом, предлагая на громадных, в человеческий рост плакатах забронировать каюту первого класса. В этом богатом районе располагались банки, сдержанность которых выдавали затемненные окна, а в гостинице «Шеперде» или «Семирамиде» номера на сутки с видом на Нил стоили в три раза дороже, чем годовое жалованье одетого в белоснежный костюм швейцара.
Нет, это не был мир Омара, и люди, которые вели там роскошную жизнь, не будили в нем зависти. Он вырос на краю пустыни, у ворот необозримого города, и ему нужна была близость песков. Дневная жара, трепет ночи, бесконечный горизонт на западе и голоса, которые терялись в этих далях, — это был его мир, он притягивал его своей магией, как аромат женщины. Но как Омару было избежать большого города?
Нагиб считал, что они могли чувствовать себя в безопасности именно здесь, на каирских улицах-ущельях, где каждый человек существовал не один раз, а тысячу, потому что был похож на своего соседа. Омар понимал, что возвращение в Луксор невозможно, но и здесь он оставаться не хотел. По совету Нагиба Омар стал коротко стричь волосы и носить небольшую бородку, которая очень меняла его внешность, а также с удовольствием одевался в европейскую одежду.
В таком виде он однажды отправился в Гизу, которую он покинул восемь лет тому назад, но которая не исчезала из его памяти ни на минуту. Многие склонны думать, что к прошлому люди относятся снисходительно, потому что необъяснимый духовный механизм памяти вытесняет все неприятное, ужасное и чудовищное или, по крайней мере, сглаживает это, но Омару даже не пришлось напрягаться. У подножия пирамиды Омар провел лучшие годы своей жизни, его мир простирался от одного горизонта до другого. А что лежало дальше, он не знал, и его это не интересовало.
