— Хорошо, в таком случае у меня есть кое-что для вас.
Профессор объяснил, что некоторое время назад получил письмо от своей старой знакомой. Эта знакомая, синьора Доччи, владела большой виллой в Тоскане, чуть южнее Флоренции.
— Впечатляющий, пусть и несколько банальный образец Высокого Ренессанса. — Так профессор описал архитектуру здания.
Хвалебные слова он приберег для сада, не формального, в духе Возрождения, обустройства примыкающих к вилле холмов, но более позднего, маньеристского, дополнения, занимавшего раскинувшуюся неподалеку, в низине, рощу. Задуманный и заложенный скорбящим мужем в память об умершей супруге, этот живописный участок питался небольшим источником и был списан с римских садов того времени с их извилистыми тропинками и ручейками, статуями, надписями и неоклассическими строениями.
— Очень необычное место. Крайне привлекательное.
— Вы его знаете?
— Я был там несколько лет назад. Сад ни разу не переделывали — это редкий случай, — и я знаю наверняка, что никакого его исследования не проводилось. Вот для чего вы и нужны. Если, разумеется, хотите. Синьора Доччи была столь добра, что предложила свой сад в качестве объекта изучения для одного из моих студентов.
Маньеристы Адаму не нравились — он считал их напыщенными, — к тому же, приняв приглашение, ему пришлось бы много читать. Однако Италия была хорошей, интересной страной.
— Может быть, сад не совсем то, что вы хотели бы увидеть, но не надо сбрасывать его со счетов. Искусство и Природа сошлись там, создав совершенно новую сущность, если хотите, третью природу.
Большего стимула Адаму и не требовалось.
— Да, — сказал он. — Я согласен.
Глава 2
Экзамены свалились как снег на голову и так же быстро пролетели. Событие это отметили — выпивками, выездами на пикник в Грантчестер, танцами на выпускных балах и купанием в одежде, — но на сохранявшихся в памяти Адама воспоминаниях темным пятном легло принятое Глорией в последний вечер решение прекратить их отношения. Ситуация была тупиковая, тем более что Глория, оставшись верной себе, даже не попыталась изобразить сожаление, которого явно не чувствовала. Впрочем, одно утешение она для него все же нашла: лишившись возможности провести часть каникул вместе с ней в Шотландии, он избавился от сомнительного удовольствия познакомиться с летней мошкарой.
— Известны случаи, когда домашние животные не выдерживали и, спасаясь от комаров, бросались с обрыва в море. — Таковы были ее последние обращенные к нему слова перед тем, как он выскочил из комнаты, хлопнув за собой дверью.
На следующий день все постепенно вернулись к реальной жизни. Для Адама возвращение состоялось в безликом пригороде к югу от Лондона, на вилле в тюдорском стиле с елизаветинскими добавками. Заброшенный сразу после войны, дом сохранился лишь потому, что германская эскадрилья, натолкнувшись на смертоносный заградительный огонь зениток, предпочла наскоро избавиться от бомб, сбросив их куда попало, и поскорее вернуться восвояси.
Когда-то Адам с братом выкопали траншею в конце сада — первую линию обороны против вторжения воображаемых неприятельских сил — и обнаружили, что наткнулись на руины некогда стоявших на этом участке домов ленточной застройки. Собрав кусочки камня, черепицы и стекла, Гарри вставил их в гипс, соорудив своего рода мозаичную картину в форме дома. Насколько помнил Адам, то было первое проявление его будущего призвания.
Он отыскал старых друзей. Тех, кто остался на месте. Они пили пиво в саду у бара «Олень и гончие», предавались воспоминаниям и обменивались историями из новой жизни, изо всех сил стараясь не замечать неотвратимую правду, состоящую в том, что связывавшие их некогда узы за год сильно растрепались и могут вскоре оборваться совсем.
Мать была рада видеть его дома и старательно это показывала, что обычно означало только одно: она несчастна. Каждый раз, когда мать душила его своей любовью, он не мог отделаться от неприятного ощущения, что она использует его в качестве розги, чтобы хлестать отца. Видишь, что ты упускаешь? Отец замыкался сильнее обычного и бывал не очень доволен. Раньше он хотел, чтобы Адам посвятил лето работе и набрался опыта во фрахтовой компании «Болтик эксчейндж», где у него был знакомый. Такой шаг был бы мудрым решением с точки зрения обретения ценных знаний перед началом карьеры в морской страховой компании Ллойда. Когда-то Адам и сам хотел заниматься именно этим, но в конце концов признал поражение.
Обо всем договорились быстро и просто: письмо синьоре Доччи и ее ответ (отпечатанный на машинке и на безукоризненном английском), в котором сообщалось, что она сняла для него комнату в пансионе. Профессор Леонард себя никак не проявил и, если не считать некоторых усилий по поиску финансов для поездки в самом отделении истории и искусства, держался в стороне от всего происходящего. Тем не менее он предложил Адаму встретиться в городе перед отъездом на континент.
В качестве места встречи было предложено величественное каменное здание на Кэнон-стрит. Хотя Адам и не слышал раньше о «Уоршипфул компани оф скиннерс», он не особенно удивился, узнав, что профессор как-то связан со средневековой гильдией скорняков, история которой насчитывает семь веков. По пути к террасе они миновали несколько украшенных панелями залов, а ланч им подали уже на крыше, под серым, похожим на побитое молью одеяло, слоем облаков, через которое, расчерчивая город светлыми полосами, пробивались косые солнечные лучи.
Они ели говядину на косточке и пили кларет.
Профессор пришел с перевязанной бечевой стопкой книг и брошюр для дополнительного чтения.
— Вот это прочтите обязательно и внимательно, — сказал он, передавая Адаму «Метаморфозы» и «Фасты» Овидия. — Остальное — для справочных целей. Семья располагает великолепной библиотекой, доступ к которой, уверен, вы получите. — Говорить о саде он не пожелал. — Вы же не хотите, чтобы я как-то повлиял на ваше первое восприятие. — Зато охотно поделился информацией о семье.
Синьора Доччи жила на вилле одна, ее муж умер несколько лет назад. Старший сын, Эмилио, тоже умер, точнее, погиб в конце войны от рук немцев, занимавших некоторое время виллу. Второй сын, Маурицио, готовился к вступлению в наследство. Была еще дочь, Катерина, отбившаяся от рук и перебравшаяся в Рим.
Все оставшееся время профессор говорил о своей скорой поездке во Францию, в Ласко, где он планировал собственными глазами увидеть пещерные рисунки эпохи палеолита. Начиная с 1940-го, когда рисунки обнаружили тамошние мальчишки, профессор побывал в Ласко дважды и теперь вспоминал, с каким нетерпением ждал окончания войны, чтобы совершить туда первое паломничество. По прошествии тринадцати лет он считал возможным проследить влияние того примитивного воображения на работы современных художников. Более того, это положение должно было стать темой статьи или даже книги.
— Величайшие из нынешних мастеров ищут вдохновение у старейших из известных художников, живших семнадцать тысяч лет назад. Если это не история искусства, то я просто не знаю, о чем тогда говорить!
