Книга Логово зверя, страница 26. Автор книги Андреа Жапп

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Логово зверя»

Cтраница 26

Книга, в которую записывали даты рождения и смерти, должна была храниться в небольшой ризнице, примыкавшей к церкви. Мабиль без колебаний проникла туда. Она задыхалась от ярости. Ей доставляла удовольствие сама мысль, что она станет причиной падения Аньес. Это в какой-то степени излечивало Мабиль от снедавшей ее болезни: зависти. По ее мнению, если надо было мириться с естественным положением дел, в соответствии с которым вилланы гнули спины, в то время как сеньоры брали на себя обязательство защищать их, то такие перебежчики, как Аньес, были занозой в глазу. Она избавилась от своего законного по рождению положения в обществе благодаря замужеству. Незаконнорожденная, Аньес была всего лишь дочерью служанки, как и Мабиль. Почему она? Если бы старый граф Робер не побоялся грома и молний загробного мира, которые он предчувствовал по мере того, как подходила к концу его земная жизнь, он не признал бы ее. Он проливал свое семя в хижинах и на фермах своих владений. Почему именно Аньес? Почему Мабиль, рожденная в законном браке, занимавшая более завидное положение, поскольку ее отец был одним из «синих ногтей» [42] Ножана-ле-Ротру, получила меньше, чем незаконнорожденная, пусть и дворянского происхождения? От ненависти, которую Мабиль питала к даме де Суарси, у нее часто кружилась голова. Даже если бы Эд де Ларне не оплачивал ее ежедневные предательства, она все равно служила бы ему.

Толстая книга лежала на деревянном аналое. Мабиль принялась поспешно ее листать, отсчитывая время назад, до 1294 года, когда родился этот порочный Клеман, который следил за ней без зазрения совести. Она разбирала почерневшие слова, написанные крупным почерком предыдущего каноника, который умер, если верить более элегантному почерку, заполнявшему следующие страницы книги, в полночь 16 января 1295 года. Мабиль помнила ту убийственную зиму. Тогда она была еще ребенком. Наконец ее указательный палец остановился на записи, которую она искала: Клеман, посмертный сын Сивиллы, рожденный ночью 28 декабря 1294 года.

Быстрее, перепела не отнимут у них много времени. Она должна вернуться на кухню, чтобы сопровождать Аделину, когда та будет подавать следующее блюдо: классическое, но изысканное бланманже с козьим молоком. На десерт подадут черную нугу, сделанную из вскипяченного меда, орехов прошлого урожая и специй, тщательно перемешанных. Напоследок она приготовила медовуху – купаж красного и белого вина, подслащенного медом и приправленного корицей и имбирем.

Мабиль закрыла книгу и поспешила на кухню. Удивленной Аделине она объяснила, что вечерняя жара так ее утомила, что ей пришлось выйти на улицу, чтобы освежиться.

– Они закончили третью перемену, – слабо запротестовала девочка-подросток. – Я не знала, что делать.

– Положить десерт на тонкий ломоть [43] и налить медовуху в графин, чтобы она немного пропиталась воздухом, дура! Не забудь, мадам Аньес требует, чтобы ломоть подавали каждому. Мы не нищие… Как я устала повторять одно и то же! – шипела Мабиль.

Аделина опустила голову. Она настолько привыкла к тому, что Мабиль вечно ругала ее, что едва обращала на нее внимание.

В большом зале беседа шла своим чередом. Мабиль прикинула на глазок расстояние, отделявшее ее госпожу от каноника, спрашивая себя, не приблизились ли они друг к другу. Аньес казалась непринужденной. А ведь во время визита сводного брата чувствовалось, что она была напряжена. Служанка прислушалась в надежде различить слова, компрометирующие Аньес, однако беседа не имела ни малейшего отношения к ее хозяину.

– Я совершенно не понимаю, как кастрация может излечить от проказы, грыжи и подагры, – говорила Аньес. – Это абсолютно разные недуги. А ведь известно, что несчастным прокаженным, которые подверглись кастрации в лепрозории Шартаня, около Мортаня, лучше не стало.

– Я не знаток медицинской науки, мадам, но полагаю, что при этих патологиях задействованы одинаковые жидкости.

Брат Бернар всегда пребывал в хорошем настроении, что еще сильнее влекло его к приятным вещам. Он мгновенно забыл о подагриках и прокаженных, чтобы опять восхититься перепелами, которых только что отведал.

Мабиль вернулась на кухню. С недавнего времени она пыталась разгадать одну загадку. Почему в книге не было указано родовое имя Сивиллы, бывшей горничной госпожи? Разве ее похоронили не по христианскому обычаю? Могила Сивиллы, над которой возвышался крест, находилась на участке земли, отведенном для захоронения слуг и примыкавшем к кладбищу, где хоронили сеньоров, их жен и потомков. Некоторые Суарси были погребены под плитами часовни, но из-за нехватки места, пришлось выделить три ара земли на расстоянии в добрую сотню туазов от часовни.

Несмотря на свою неприязнь к Аньес, Мабиль признавала, что сеньоры Суарси всегда воздавали должное праху своих слуг, в отличие от других, кто сваливал покойников в общинный оссуарий, если никто из родственников не хотел забрать труп. Впрочем, Эд де Ларне не проявлял нежных чувств к своим челядинцам. Мабиль раздраженно покачала головой. Какое ей дело до благодушия дамы де Суарси! Это не ее забота. Мабиль волновало другое: была ли освящена земля, которая приняла тело матери Клемана? Надо это выяснить. То, что Сивилла родила, не будучи замужем, не вызывало у Мабиль удивления. Такое часто случалось с девушками-служанками. Они оказывались беременными нежеланным плодом, и выбору них был невелик: либо аборт, часто заканчивавшийся смертью матери, либо тайное донашивание беременности, если, конечно, хозяин был справедливым человеком. Но как случилось, что в книге Клеман значился только под именем? Кто были его крестные отец и мать, без которых невозможно таинство крещения? Их имена и фамилии должны быть записаны в книге после фамилии ребенка. Такая церемония крещения казалась ей слишком таинственной, чтобы быть католической.

Клеман, напряженно прислушивавшийся, подождал еще несколько минут, чтобы полностью удостовериться. Этим вечером Мабиль не вернется в часовню, ведь она хорошо выполнила свою работу шпионки. Он на четвереньках выполз из зарослей жимолости, где прятался. Его рубашка взмокла от пота – так сильно он волновался. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, зачем эта негодница приходила в часовню. Значит, он был прав: Мабиль умела читать. Он упрекал себя за то, что не сумел предвосхитить ее новую хитрость. Он должен был спрятать книгу записей о рождениях и смертях, не признавшись в этом даже Аньес, которая, несомненно, не одобрила бы его поступка, лишившего Суарси всех воспоминаний.

Он был уверен, что от этой новости толстые губы Эда де Ларне задрожат. Еще немного, и его челюсти сомкнутся. Их плоть была незащищенной, уязвимой.

Погода стояла ясная, благостная. Порой через просветы в листве деревьев Аньес видела безукоризненно голубое небо. Лодка медленно плыла по реке. Она лежала, опершись спиной о корму. Аньес была одна, пребывала в приятном одиночестве. Ее правая рука скользила по неподвижной водяной поверхности. Вдруг суденышко закружилось в водовороте. Она выпрямилась, с ужасом глядя на круги, все шире расходившиеся вокруг лодки. Что это было? Неожиданное течение? Крупное водное животное? Грозное? Вода забурлила еще сильнее. Лодка встала на дыбы, опасно накренившись. Аньес хотелось позвать на помощь, но ни один звук не мог вырваться у нее из горла. Вдруг тонкий голосок повелительно прошептал ей на ухо:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация