Элевсия стояла, опершись спиной о рабочий стол, словно готовилась к тяжелому испытанию. По искаженному грустью лицу аббатисы Иоланда поняла, что разговор будет трудным.
— Матушка?
— Иоланда… моя дорогая дочь… Ваш… отец умер чуть больше двух лет назад.
Иоланда опустила глаза и прошептала:
— Боже мой… да упокоится с миром его душа. Я надеюсь, что он меня простил.
Вдруг Иоланда забеспокоилась:
— Но… Мой сын… Тибо, кто теперь следит за ним? Я была единственной наследницей.
— Значит, ваша… осведомительница вам об этом не сказала? — вмешалась Аннелета.
Иоланда повернулась к Аннелете. Выражение ее лица было суровым и неприветливым. Сквозь зубы она процедила:
— Будет лучше, если я не стану с вами разговаривать. Я никогда вас не любила, тем не менее я никогда не думала, что вы станете подозревать меня.
Иоланда посмотрела на аббатису. Выражение ее лица смягчилось.
— Матушка, заклинаю вас, скажите, кто воспитывает моего Тибо?
Теперь пришла очередь Элевсии опустить глаза. Аннелета не узнала голоса аббатисы, когда та произнесла ужасные слова:
— Немного погодя он присоединился к вашему отцу.
Иоланда не сразу поняла, что сказала ей духовная мать. Немного растерявшись, она переспросила:
— Он присоединился к нему… как это? Где? Я…
— Он умер, моя дорогая дочь.
На губах сестры-лабазницы заиграла неуместная улыбка. Она наклонилась к расстроенной женщине и переспросила:
— Я не… Что вы говорите?
Острая боль пронзила грудь Элевсии. Тоном, ставшим почти агрессивным, она повторила:
— Тибо умер, Иоланда. Скоро будет два года, как ваш сын умер, через несколько месяцев после своего деда.
Аннелете показалось, что Иоланду покидает жизнь. Она увидела, как молодая женщина согнулась почти пополам. Странный звук, похожий на пыхтение раздуваемых мехов, заполнил комнату. Затем раздался стон. Он становился все громче и в конце концов перешел в вопль. Иоланда вертелась как волчок, все быстрее и быстрее, царапала себе щеки, не в состоянии подавить пронзительный крик, вырывавшийся из груди, который, казалось, не нуждался в ее дыхании, чтобы заполнить комнату. Она упала на колени, рыдая, словно в агонии. Аннелета и Элевсия неподвижно стояли на месте, не в состоянии сделать какое-либо движение или вымолвить хоть слово. Сколько они смотрели на слезы отчаяния матери, слушали ее хриплые крики умирающего зверя?
Внезапно все звуки стихли. Иоланда смотрела на них широко раскрытыми от бешенства глазами. Ее лицо было искажено яростью. Помогая себе двумя руками, она встала. Элевсия хотела броситься к ней, заключить в свои объятия. Но Иоланда отпрыгнула назад и прорычала, показывая на нее пальцем:
— Как вы могли?.. Вы злая, вы предательница, вы ничуть не лучше своей прислужницы больничной. Две злые и извращенные безумицы.
Ошеломленная Элевсия застыла в одном шаге от своей духовной дочери. Иоланда зарычала. Аннелета была готова вмешаться, опасаясь, как бы та не бросилась на аббатису.
— Как вы посмели придумать такую чудовищную ложь? Для этого надо, чтобы вы прогнили до глубины души! Неужели вы думаете, что имеете дело со слабоумной? Вы сообщаете мне это чудовищное известие в надежде узнать от меня имя любезной подруги, которая рассказывает мне о Тибо? Никогда! Я разгадала вашу гнусную стратагему! И знаете почему? Потому что я ежесекундно чувствую своего малыша во мне. Потому что, если бы он умер, я вскоре бы угасла, чтобы последовать за ним. Подлые чудовища! За это вы будете прокляты!
Иоланда на мгновение замолчала, зажав рукой рот.
— Я хочу, матушка, чтобы вы немедленно потребовали моего перевода в другое аббатство нашего ордена. Я хочу как можно быстрее покинуть смрадные бездны, которые вы и вам подобные вырыли в этих местах. Несомненно, я буду не единственной, кто потребует перевода. Другие тоже поняли всю подлость ваших ухищрений.
Аннелета подумала, что на ее глазах Иоланда погрузилась во вселенную безумия. Она вмешалась, пытаясь успокоить молодую женщину:
— Иоланда, вы заблуждаетесь. Мы вам…
— Замолчите, грязная безумная отравительница! Неужели вы думаете, что я не поняла, что виновны вы? О, разумеется, вы ловкая и хитрая. Но, чтобы обмануть меня, требуется гораздо больше.
Подобное обвинение до того сильно уязвило сестру-больничную, что она даже не отреагировала. Тем не менее Аннелета попыталась вразумить свою духовную сестру:
— Вы не понимаете… Если я все правильно поняла, ваша осведомительница… Да, я не удивлюсь, если речь идет об отравительнице, за которой мы охотимся. Если это так, ваша жизнь в опасности.
Иоланда прошипела:
— Вот уж ловко, ничего не скажешь! Убийца!
Иоланда выбежала из кабинета аббатисы так стремительно, словно за ней гнался дьявол.
Аннелета повернулась к Элевсии и прошептала:
— Мне кажется, она потеряла рассудок.
Сухое рыдание вырвалось из груди аббатисы. Она простонала:
— Боже мой! Что мы наделали!
Аннелета боролась с отчаянием. Впервые в своей жизни властная женщина сомневалась в себе. По сути, для нее не имели особого значения обвинения, брошенные сестрой-лабазницей в порыве отчаяния, с которым она отказывалась примириться. Единственное, что было важно для Аннелеты, так это душераздирающая боль, которую они причинили молодой женщине. Однако очень важен был план, который разработала Аннелета, чтобы вынудить Иоланду назвать имя своей осведомительницы. Аннелету охватывал стыд, с которым она ничего не могла поделать. Она услышала свой голос, который просил, почти умолял:
— Матушка, могу ли я в порядке исключения переночевать в ваших покоях? Я лягу на ковре в вашем кабинете. Я знаю, что…
Беспомощный взгляд, слова, которые произносил запинающийся голос, нервный тик, заставлявший вздрагивать подбородок сестры-больничной, сказали Элевсии больше, чем законченные фразы. Взволнованным голосом она ответила:
— Я не решалась предложить вам это. Сегодня вечером мы так одиноки. Видите ли, Аннелета, яростная битва идет и снаружи, причем безжалостная битва. Я всей душой жалею, что мы причинили Иоланде боль. Но, так или иначе, она должна была узнать ужасную правду. Тибо умер, а ее осведомительница лжет Иоланде вот уже два года по причинам, которые я никак не могу понять. Кроме того… Господь простит меня… Уверяю вас, я не жестокосердна, мое сердце истекает кровью, когда я думаю об этой несчастной истерзанной матери… Господь простит меня, но угроза нависла над всеми нами, и траур Иоланды ничего не меняет. Этот несчастный маленький мальчик достиг света своего Создателя два года назад… Мы же умрем сегодня, возможно, завтра. Наших мертвых мы оплачем позже. От зверя надо как можно скорее избавиться.
