— Я восстанавливаю строгое затворничество. Для всех без исключения. Никто не может выйти без разрешения, написанного мной. Мной, и никем иным. Отныне я требую обыскивать с ног до головы каждую, я повторяю каждую, сестру, у которой возникнет необходимость выйти. Вы должны будете также обыскивать ее вещи и повозку. И никаких исключений.
Элевсия резко повернулась и бросилась к своим духовным дочерям, приговаривая:
— Рукописи останутся в аббатстве. Спрячь их… спрячь их так надежно, как только сможешь, я все равно их найду! Чтобы завладеть ими, тебе придется переступить через мой труп!
Мануарий Суарси-ан-Перш,
декабрь 1304 года
Аньес, еще бледная и слабая, внимательно посмотрела на Клемана и спросила:
— Что ты такое говоришь?
— Мы должны съездить в От-Гравьер, если, конечно, ваше здоровье позволит это сделать.
— Мое здоровье позволит, если я так захочу. Прекрати вертеться вокруг меня, как встревоженная наседка.
На мгновение лицо подростка озарила счастливая улыбка.
— Просто вы мой цыпленочек, мадам.
Аньес рассмеялась и ласково потрепала его по голове. Боже мой, как же она его любила! Она ни за что не выжила бы, если бы постоянные мысли о нем не поддерживали бы ее в застенках Алансона.
— В самом деле, большая курочка! — Став вновь серьезной, она возразила: — Мы ничего в этом не смыслим, мой Клеман.
— Нет, мадам, я все узнал от моего замечательного учителя, доктора Жозефа из Болоньи.
— Жозеф, опять Жозеф, — пошутила Аньес. — Знаешь, в конце концов я начну ревновать к этому человеку!
— Ах, мадам, если бы вы только были с ним знакомы… Ваше сердце сразу покорилось бы ему. Он знает о стольких вещах!
— Черт возьми, какое восторженное описание! Его тебе не хватает, не правда ли?
Клеман покраснел и признался:
— Нет, ведь я рядом с вами, поскольку именно здесь я хочу остаться навсегда.
Аньес почувствовала, как ей трудно сдерживать слезы. Клеман продолжал:
— Я боюсь, мадам, я ужасно боюсь вас потерять, расстаться с вами навсегда. Тысячу раз я думал, что умру от горя. И если у меня есть возможность выбора, я хочу остаться здесь, подле вас.
Клеман немного поколебался и закончил:
— Но вместе с тем учеба у мессира Жозефа не может сравниться ни с какой другой. Мадам, у этого человека свой внутренний мир. Он усвоил столько наук. Разве это не чудесно, разве это не невероятно, что он счел меня достойным своих знаний и ответил на столько моих вопросов? И… он знает.
— Что он знает? — спросила Аньес, насторожившись, когда тон Клемана стал слишком серьезным.
— Что я не… Ну, что я девочка.
— Ты рассказал ему об этом?
— Разумеется, нет. Он сам это понял. Он утверждает, что в глазах девочки уже можно разглядеть глаза женщины и что надо быть очень неразумным человеком, чтобы путать их с глазами мужчин.
Аньес овладело беспокойство.
— Как ты думаешь, он расскажет об этом графу?
— Нет. Он преисполнен чувства огромного уважения и признательности к своему сеньору. Но он дал мне слово, что будет хранить эту тайну. Видите ли, мадам, я питаю абсолютное доверие лишь к вашему слову и его слову.
Почувствовав облегчение, Аньес повеселела и заметила:
— Не говори об этом слишком громко. Ты недооцениваешь людей.
— Какая разница, если я ценю вас по заслугам. Вернемся к От-Гравьер, который входит в ваше вдовье наследство. Там одни заросли крапивы.
— Да, только она и растет, — вздохнув, согласилась дама де Суарси. — Мы даже не можем пасти там быков. Впрочем, на следующей скотоводческой ярмарке я намерена купить несколько коз. По крайней мере, из их молока можно делать сыр.
— Крапива любит железистую почву.
Аньес сразу же поняла, куда клонит подросток:
— Что ты говоришь? Мэтр Жозеф уверен в этом?
— Уверен. Он считает, что столь буйные заросли крапивы свидетельствуют о том, что земля богата железом. Мадам, мы должны это проверить. Нам надо знать, идет ли речь о составе земли, или эти сорняки указывают на наличие залежей железа.
— Но как это сделать? Как мы узнаем, что там залегает железо?
Клеман вытащил из своей зимней туники нечто вроде темно-серого точильного камня и заявил:
— Благодаря вот этому, настоящему чуду и бесценной редкости, которую дал мне мессир Жозеф, чтобы услужить вам.
— Но что это за точеный булыжник?
— Магнит, мадам.
— Магнит?
— Очень полезный камень, который привозят к нам из области в Малой Азии под названием Магнезия
[72]
.
— Но для чего он нам понадобится, мой Клеман?
— Этот небольшой брусок, который вы видите, обладает способностью притягивать к себе железо или землю, содержащую в себе железо. Они прилипают к нему неизвестно почему.
Аньес встала и распорядилась:
— Пусть седлают лошадь. Ты поедешь верхом. Да, ты прав. Нам нужно все это проверить немедленно.
Клеман тут же исчез. Губы Аньес расплылись в улыбке, и она прошептала:
— Ты в моих руках, Эд. Если Богу так угодно и речь действительно идет о железном руднике, ты очень скоро заплатишь мне за то зло, которое причинил.
Аньес изгнала образы, которые пытались укорениться в ее сознании. Матильда. Крошечные ноготки младенца, которые впивались в палец Аньес. Ее безумная беготня по коридорам Суарси, ее крики, когда гусь, хлопая крыльями, подходил к ней слишком близко.
Не думать больше об этих приятных воспоминаниях, которые ранили ее, как лезвие ножа.
Куда исчез этот странный и прекрасный человек, этот рыцарь-госпитальер, который спас ее, поскольку Аньес сомневалась, что смерть Флорена была случайной? Пусть басня о попойке или оргии с плохим концом прельстила тех, кто хотел вконец запятнать и без того скандальную репутацию инквизитора, но Аньес относилась к ней скептически. Часы напролет она думала об их короткой встрече, пытаясь восстановить каждую деталь, вспомнить каждое произнесенное слово. У нее была сбивающая с толку уверенность, что она прикоснулась к тайне, которая затем быстро ускользнула от ее понимания. Элевсия де Бофор. Франческо де Леоне был ее племянником, нет, приемным сыном. Согласится ли аббатиса просветить ее, рассказав о нем?
