рядом с креслом, где сидел Леоне. Затем она уточнила:
— Матушка, наша славная трапезница Элизабо Феррон просит сообщить ей, не поскупилась ли она на угощение для вашего гостя. Тогда я принесу второй поднос.
Леоне опустил глаза. Вероятно, в своем мирском прошлом Элизабо не раз кормила голодных мужчин. Пять толстых кусков хлеба, обильно смазанных жиром, с филе копченой форели. Огромный кусок овечьего сыра служил второй переменой. На десерт же Элизабо приготовила сухофрукты в вине.
— Черт возьми! — воскликнул Леоне. — Да этого хватит на двух голодных мужчин.
Недельная монахиня выбежала из кабинета. Леоне, этот солдат, хорошо знавший, что такое голод, спросил:
— Позволите ли мне взять с собой то, что я не смогу съесть здесь?
— Разумеется. Сам Господь посылает нам пищу. Какое чудо делить с вами хлеб насущный! Расскажите мне, что позвало вас в дорогу.
— Удовольствие видеть вас...
Аннелета прервала рыцаря, ничуть не сомневаясь, что это был не просто куртуазный комплимент:
— Другие манускрипты, которые хранятся в тайной библиотеке? Те, которые вы не смогли увезти? Не беспокойтесь. Они под надежной охраной. И горе той, кто попытается сыграть со мной злую шутку!
Леоне рассмеялся. Энергия этой умной женщины, способной свернуть горы, несмотря на возраст, придала ему уверенности:
— Надо совсем лишиться ума, чтобы осмелиться на такой поступок, — согласился он. Посуровев, он начал тщательно подбирать слова: — Матушка... Вот уже многие годы мне снится один и тот же сон. Детали не так уж важны, но знайте: сон приобретает ясность и даже становится более жестоким...
Аннелета облокотилась о стол и, подавшись вперед, ловила каждое слово рыцаря.
— Прошлой ночью появился еще один персонаж, вышедший из погруженного во мрак придела церкви. Прежде я его никогда не видел во сне... Вы подумаете, что я теряю рассудок.. . Но я вбил себе в голову, что вы единственная, кто может помочь мне разгадать эту шараду. Ваш ум, ваша ученость...
Аннелета была готова заворковать от удовольствия. Она расценивала ум как высший Божий дар. Но взволнованный и вместе с тем серьезный тон Леоне заставил ее забыть об удовольствии, которое обычно доставляли ей подобные комплименты.
— Рыцарь... прошу прощения, сын мой, — никак не привыкну к этому обращению! — сны не обязательно сбываются. Некоторые сны — это всего лишь смешение мыслей и воспоминаний. Наш разум воспроизводит их так сумбурно, что мы едва понимаем, о чем идет речь. Однако слишком велико искушение видеть в них промысел Божий.
Рыцарь оценил научный подход Аннелеты, не признававшей суеверий, за которые цеплялось большинство людей.
— И все же некоторые сны сбываются, не так ли?
— Если верить серьезным свидетельствам, исходящим от людей, у которых есть голова на плечах и которые твердо стоят на земле, в крайне редких случаях сны могут быть вещими. Следует ли видеть в этом предостережение Господа, ведущего нас, или своего рода интуицию, высвобождающуюся по ночам от пут, которыми днем сковывает ее рассудок? И то и другое, несомненно, поскольку наша интуиция исходит от самого Господа.
— Ничуть не сомневаюсь, что мой сон вещий.
— И я вам безоговорочно верю.
— Итак, прошлой ночью во сне мне явилась женщина, вернее, чудовище.
— Вы ее знаете? Я хочу сказать, вы видели ее когда-нибудь?
— Нет, иначе я ее помнил бы. Она настолько красива, что перехватывает дыхание. Высокая, изящная, с великолепными волнистыми белокурыми волосами, плавно ниспадающими на плечи. Глаза похожи на горные озера, миндалевидные, цвета изумруда. Она вышла из придела, а когда хотела обратиться ко мне, поток темно-красной крови...
— Мадам де Нейра! — закричала Аннелета.
Аннелета резко встала и, ударив кулаком по дубовой столешнице, прорычала:
— Чудовище... Дьявол с лицом ангела, вышедший прямиком из ада. Уверяю вас, вы видели вещий сон! — Аннелету охватила паника. Она рухнула в кресло, обхватила голову руками и пролепетала: — Ах, Боже милосердный... Ах, Господи Иисусе... Храни нас, Пресвятая Дева!
Леоне тоже вскочил. Бросившись к столу, он, обезумевший от страха, прошептал:
— Матушка, матушка... Умоляю, объясните, что все это значит.
Аннелета приложила палец к губам, призывая Леоне к молчанию. Прошло несколько минут, когда, казалось, вокруг метались зловещие призраки.
Аннелета опустила руки, приоткрыла глаза и, глядя на Леоне, удивительно равнодушным тоном пустилась в объяснения:
— Вскоре после кончины вашей тетушки, вашей любимой приемной матери, нашей славной Элевсии была назначена другая аббатиса. Очаровательная, дружелюбная на вид. Она была такой ласковой с нами. Но меня не обманешь. И поэтому она предпочитала не связываться со мной. Это была приспешница — да что я говорю! — сообщница камерленго. Это она завербовала Жанну д’Амблен, сделав ее исполнительницей своих подлых дел. А когда Жанна стала ей не нужна, она ее отравила. Знаете, она даже мне угрожала, надеясь получить манускрипты. Но мужественная Эскив д’Эстувиль уже вынесла их из аббатства. Должна признать, мадам де Нейра умела проигрывать. Она как можно скорее покинула аббатство, даже не отомстив мне, поскольку стремилась во что бы то ни стало избежать встречи со мной. Мне не хватает слов, чтобы охарактеризовать ее. Когда я назвала ее «дьяволом с лицом ангела, вышедшим прямиком из ада», я использовала простое и довольно часто употребляемое сравнение. На самом деле все гораздо сложнее. Мадам де Нейра вовсе не одержимая. Как ни странно, но в отличие от Жанны д’Амблен и Бланш де Блино, она не пылала лютой ненавистью. Скорее... Конечно, вы изумитесь, услышав эти слова, сказанные об убийце, но они единственные, которые приходят мне на ум: мадам де Нейра была преисполнена бодрой и несгибаемой решимости.
Тревога целиком захватила Леоне, когда он покидал аббатство. Зло неумолимо приближалось. Аньес д’Отон решила отправиться в Суарси, пообещав взять с собой двух туповатых жандармов, которым было не под силу тягаться с бестией с изумрудными глазами. Многие годы эта женщина действовала в тени, за плотным занавесом. Она была виновна в смерти нескольких монахинь и его любимой тетушки Элевсии. Ей удалось стать аббатисой, и весь этот маскарад она устроила, чтобы завладеть манускриптами и передать их камерленго. Она без колебаний обратилась за помощью к ведьме, чтобы отравить мадам д’Отон, оставшись при этом в тени. Одним словом, речь шла о самом таинственном и наиболее опасном враге, с которым Леоне когда-либо приходилось встречаться. Лишь счастливая случайность и дружеское отношение к Аннелете позволили Леоне напасть на его след. И сон. Господь хранил их.
Защитить Аньес. В какое-то мгновение он уже решил ехать в Шартр. Нет, он не мог так поступить. Надо как можно скорее вырвать зло с корнем, выкорчевать его так, что ему понадобится целая вечность, чтобы вновь возродиться. Ибо зло всегда возрождается. Выиграть время. Надо выиграть время, чтобы спасти Аньес. Надо раздавить гадину.
