Клеман подошел к высокой двери амбара и осторожно выглянул во двор. Леоне умывался, фыркая, как лошадь. Клеман воспользовался подходящим моментом.
Но куда бежать? В Клэре возвращаться нельзя. Что касается мансарды и даже служб, Леоне быстро найдет его там. От-Гравьер. Не так далеко, если он пойдет через лес. Это место было таким унылым, что не могло привлечь ни одной живой души.
Клеман крадучись пробирался между зданиями, словно тень.
— Ба, кто это здесь? Клеман, куда ты направляешься? Жильбер Простодушный, голос которого гремел на всю
округу.
— Замолчи... Я тороплюсь оказать нашей даме услугу.
— Нашей доброй фее?
— Да, ей.
— Куда ты идешь?
— В От-Гравьер. Но это тайна.
— О-о-о-о... — выдохнул Жильбер, поднося указательный палец ко рту.
— Вот именно. Ни слова, даже нашей даме.
— Я буду молчать как рыба, — пообещал Жильбер, у которого от волнения затряслись губы.
Умывшись холодной водой, Франческо де Леоне медленно пошел к амбару. Успел ли Клеман убежать с копией листка, которую рыцарь намеренно «забыл»? Он почувствовал, как мальчик внезапно изменился. Удастся ли Клеману за несколько часов разгадать загадку, над которой они с Эсташем так долго и безуспешно бились? Почему бы и нет? В ходе своих поисков они так часто сталкивались со странными совпадениями, получали помощь, откуда не ждали, встречали удивительных незнакомцев, как та маленькая нищенка с желтыми глазами с Кипра, что Леоне уже давно всецело полагался на события, суть которых не мог постичь.
Клеман действительно исчез. Но настроение рыцаря нисколько не ухудшилось. Ни один поступок мальчика не мог навредить им, поскольку тот скорее умрет, чем предаст свою даму.
Скупые солнечные лучи медленно скользили по инею, покрывавшему траву на просторном дворе, когда Леоне вошел в общий зал. Аньес уже сидела за столом перед тарелкой горохового супа, приправленного мятой и маленькими кусочками жареного лярда.
— Прошу вас, рыцарь, присаживайтесь. А Клемана вы потеряли по дороге?
— Он покинул меня, так стремительно исчезнув, что я не знаю, где он.
— Он часто исчезает ненадолго. Но вечером голод гонит его домой.
Аделина принесла с кухни дымящуюся тарелку и широкий ломоть хлеба, смазанный жиром. Едва она вышла, как Леоне уверенно сказал:
— Он вам очень дорог.
Аньес подняла на рыцаря свои сине-зеленые глаза. Леоне охватила сладостная печаль. У Аньес были такие же глаза, как у Клэр, его матери. Возможно, такие же, как и у Филиппины, но он никогда не видел свою тетушку и поэтому не мог судить. Другой взгляд вытеснил взгляд Клэр из его памяти, и удивление сменило печаль. Он проглотил ложку супа, чтобы скрыть свою растерянность. Нет, он ошибался, он потерял голову. Этого не может быть. Сходство было случайным.
— Да, он очень дорог мне. Я воспитала его. Как вы знаете, его мать умерла при родах. Клеман никогда не огорчал меня, не причинял душевных страданий. Он всегда был на моей стороне. И сейчас, когда мне так одиноко, он со мной.
Леоне понял намек на Матильду и предпочел сменить тему.
— Могу ли я, мадам, попросить вас о милости?
— Конечно.
— Я прошу вашего разрешения прийти вечером и забрать Клемана. Мне нужна его помощь.
— Я разрешаю вам, мсье. Но умоляю вас, помните, что он еще ребенок, а не закаленный воин, как вы.
— Не волнуйтесь, мадам, я прослежу за ним.
Но Аньес не покидала тревога, и она решила поговорить с Клеманом, потребовать, чтобы он не переступал определенные границы ради их общей безопасности.
Если Артюс д’Отон думал, что труднее всего будет найти рыцаря де Леоне и уж тем более вызвать его на откровенный разговор, то вскоре он был вынужден переменить свое мнение.
Уже стремительно сгущались зимние сумерки, пока граф терпеливо ждал у мрачной двери Дома инквизиции. Вот уже целый час он ходил взад и вперед, притоптывая ногами в тщетной надежде согреться.
Он долго мучился сомнениями, спрашивая себя, не лучше ли поговорить с клириком Аньяном в его маленьком кабинете. Но потом он отбросил эту идею, решив, что Аньян испугается длинных ушей и замкнется, как устрица.
Наконец тяжелая дверь, обитая гвоздями, открылась. На пороге появился уродливый молодой человек.
Граф д’Отон позволил ему отойти на некоторое расстояние, а затем догнал в три прыжка. Молодой секретарь испуганно обернулся, опасаясь, вероятно, нежеланной встречи. Но его страх мгновенно исчез. Улыбка озарила его уродливое лицо, придав молодому человеку почти трогательный вид. Клирик низко поклонился, пробормотав:
— Мсье граф... Я сначала вас не узнал, прошу прощения.
— Охотно прощаю вас. Как поживаете после смерти этого мерзкого Флорена?
— Прекрасно, монсеньор. Словно вдруг исчезла самая худшая из теней, порожденных адом. — Аньян заколебался, но потом задал вопрос, вертевшийся у него на языке: — А... мадам де Суарси, оправилась ли она после пыток?
Поняв, что молодой человек не осмеливается спросить о том, что его волнует больше всего, Артюс ответил:
— Вполне. Она очень мужественная, и ее хранит Господь. Она часто вспоминает вас, выражая горячую признательность.
— Правда? — прошептал Аньян, заливаясь краской до самых корней волос. — Скажите ей, что она зря благодарит меня. Скажите ей, прошу вас, что это я ее вечный должник. Мадам подарила мне самый прекрасный подарок, на который я даже не мог надеяться. Я всегда буду вспоминать о ней в своих молитвах. Скажите ей, умоляю вас... при всем моем уважении, мессир.
У Артюса возникло смутное чувство, что молодой человек говорит с ним так, словно они оба владеют чудесной тайной. Впрочем, граф терялся в догадках. Решив все прояснить, он предложил:
— Вы окажете мне честь, если поужинаете со мной. Затем я должен буду вернуться в Отон.
— О, монсеньор, это честь для меня.
— Знаете ли вы таверну, где подают не такое жесткое мясо, как в «Красной кобыле» и где мы могли бы спокойно поговорить?
— Конечно. Таверна «Мотыга»
[31]
на Горшечной улице. Мне расхваливали ее. Только... Мясо там вкусное, но недешевое.
Это уточнение вызвало мимолетную улыбку у самого богатого — после брата короля мсье Карла де Валуа* — человека в Перше.
— Это мне по душе. «Мотыга» вполне подойдет, чтобы достойно отпраздновать смерть негодяя Флорена.
