Невыносимая печаль Эммы де Патю растрогала сестру-больничную. Понимая, что именно она заставила Эмму так страдать, Аннелета протянула Эмме горшок с медом, сказав:
— Держите, ешьте. Я ничего не скажу Элизабо.
Когда Аннелета прокралась в тайную библиотеку, она увидела, что рыцарь де Леоне и Клеман стоят, не отрывая взгляда от высоких бойниц. Она подошла ближе и взволнованно прошептала:
— Ну что?
— Вы пришли вовремя, сестра моя, — откликнулся Леоне. — Пока еще ничего не произошло. Ведь день еще не угас. Мадам, внимательно смотрите на стены и пол.
Аннелета послушно встала в центре просторной библиотеки и стала медленно поворачиваться вокруг себя. Вскоре к ней присоединились Леоне и Клеман.
Клеман вытер потные ладони о браки. Сначала он решил, что эти секунды были, несомненно, самыми долгими в его жизни. Но нет! Нет, самыми бесконечными были секунды, которые текли тогда, когда его дама томилась в застенке.
Клеман и Аннелета вскрикнули одновременно. Вытаращив глаза, сестра-больничная показывала пальцем на одну из этажерок, ту самую, которую можно было отодвинуть и под которой рыцарь де Леоне спрятал трактат Валломброзо. Леоне и Клеман бросились к светящемуся пятну размером с ладонь. Своей формой оно, безусловно, напоминало распустившуюся розу.
— Это решетка на бойнице, чтобы грызуны и птицы не могли попасть в библиотеку и испортить книги, — объяснила сестра-больничная. — Отсюда мы не можем видеть ее. Но я готова поклясться, что именно решетка придает пятну форму розы.
— Скорее, помогите мне. Нужно отодвинуть этажерку, пока пятно не исчезло.
На стене светящееся пятно оказалось в самом центре большого камня. Когда Леоне ногтем поскреб известковый раствор, связывавший камень с другими камнями, тот сразу же начал сыпаться. Песок специально смешали с небольшим количеством гашеной извести, чтобы он не смог затвердеть. Леоне вставил пальцы в образовавшиеся отверстия и потянул. То, что они приняли за тяжелый камень, подалось так легко, что рыцарь потерял равновесие и чуть не упал. Это была пластинка обтесанного камня в палец толщиной. Позади нее находилась небольшая ниша.
Никто из них не закричал от радости, не рассмеялся от счастья. Напротив, они благоговейно молчали.
Леоне опустился на колени. Клеман и Аннелета последовали его примеру. Их объединила немая благодарственная молитва. Несмотря на переполнявшее его блаженство, Леоне боролся с отчаянием, пытавшимся овладеть им. Наконец он добрался до цели. Вот уже много лет — он даже не помнил сколько — каждый день, каждый час его существования был подчинен поискам. Во что превратится его жизнь потом?
Леоне сурово корил себя за трусость, а также за эгоизм. Ему удалось взять себя в руки. Люди умирали, страдали, чтобы наступил этот миг. Впервые рыцарю по заслугам и по справедливости ордена Святого Иоанна Иерусалимского* стало стыдно за себя.
— Рыцарь... мы не можем останавливаться на этом, — прошептал Клеман.
— Знаю.
Леоне подошел к маленькой нише. Ему показалось, что пришлось приложить титаническое усилие, чтобы протянуть руку. Его пальцы коснулись шероховатого свитка. Папирус. Сердце Леоне было готово выпрыгнуть из груди.
— У меня подкашиваются ноги, — пожаловалась Аннелета.
— Умоляю, не падайте в обморок, мадам, — встрепенулся Клеман. — Почему бы вам не пойти в кабинет? Мы скоро присоединимся к вам.
Аннелета послушно вышла из библиотеки.
Наконец Леоне и Клеман вышли из маленькой двери, спрятанной за гобеленом. Но вид у них был расстроенный. Аннелета резко встала и испуганно спросила:
— Это не папирус?
— Нет, папирус, — ответил Леоне. — Но только текст написан не на арамейском, который я могу разобрать, а на незнакомом мне языке. За исключением одной фразы, одной-един-ственной, самой последней фразы, которую я знаю наизусть: «И вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Речь идет о Евангелии от Марка
[43]
, перекликающемся с Книгой пророка Даниила: «И во дни тех царств Бог небесный воздвигнет царство, которое вовеки не разрушится».
— Боже мой... — выдохнула Аннелета. — Второе пришествие? Христос должен возродиться, чтобы вновь спасти нас. Как уточняет Священное Писание, другого царства не будет. Возможно ли...
— Папирус усеян рисунками. Странными, даже вызывающими беспокойство. Причудливые роскошные растения, женщины, купающиеся в просторных водоемах, наполненных зеленой жидкостью2.
— Женщины... голые? —удивилась Аннелета.
— Да. У двух из них руки в крови, но они улыбаются. Кровь, текущая из их ран, зеленая.
— Возможно, речь идет о глупой мистификации?
— Не думаю.
— Но разве кровь бывает зеленой? — воскликнула окончательно растерявшаяся сестра-больничная.
Тоненький голосок ласково произнес:
— Разумеется, нет... Но если зеленый цвет означает, что речь идет о другой крови? «Потомство передается по женской линии. От одной из них возродится другая кровь. Ее дочери увековечат ее».
— Что значит «другая»?
— Не знаю, — улыбнулся Клеман со слезами на глазах.
Вот уже несколько мгновений он боролся с желанием убежать. Далеко, куда глаза глядят. Чтобы никто не смог его найти. Ее найти.
Клемане все поняла. Пророческое вмешательство Леоне во время судебного процесса, убийство Папы Бенедикта XI, решившего подготовить второе пришествие, неистовство Гоно-рия Бенедетти, понимавшего, что оно подорвет основы Церкви, которые он и его приспешники постарались упрочить, и даже ужас, побудивший Аньес потребовать, чтобы девочка ни под каким предлогом не призналась рыцарю, кем она была на самом деле.
Она была шестой женщиной, той самой, которая находилась в центре, окруженная пятью другими, в том числе Аньес. Аньес, ее мать. Ее мать, которая раньше них проникла в тайну. Ее мать, больше всего на свете жаждавшая защитить свою дочь от чудесной и вместе с тем страшной судьбы, ибо адская свора набросится на ту, которая осмелится возродить Свет. Подлые коварные души, процветавшие на отбросах мира, постараются уничтожить ее, ведь они не могли допустить, чтобы исчезли расчетливость, низость, подлость — все те пороки, которые позволяли им жировать.
Кто выносит Младенца? Она или одна из дочерей ее дочерей?
Клеманc боролась с неистовым желанием вырвать из рук Леоне папирус и уничтожить его.
