— Что в этом мешочке?
— Действенные ингредиенты, которые я держу в секрете. Чем ближе он окажется к даме, тем скорее она распрощается с жизнью.
— Вы уже придумали, как подобраться к ней?
— Не беспокойтесь. Я нашла способ. Впрочем, вы мне за это платите.
— Когда она воссоединится с Создателем? — спросила мадам де Нейра тоном светской дамы, пришедшей с визитом вежливости.
— Через три-пять месяцев, в зависимости от состояния здоровья. Это необходимо, чтобы никто не заподозрил отравление.
— Беременность осложнит дело. По словам повитухи из замка Отон, которой с удовольствием подносят стаканчик-другой в близлежащих тавернах, мадам де Суарси просто создана для того, чтобы рожать детей. А если она уже тяжелая...
Ведьма предложила нерешительным тоном:
— Ах... Я могла бы сделать ее бесплодной. Это легко. Ведь речь идет об этом, не так ли? Она больше не должна рожать? Смерть — слишком серьезная штука, чтобы причинять ее по недомыслию.
— А вы не только рассудительная, но и прозорливая, — пошутила Од де Нейра. — У нас нет времени. Время полумер прошло. Она должна умереть. Как можно скорее.
— Все будет сделано так, как вам угодно. Вы платите.
— Мы закончили?
— Сегодня и здесь — да, — ответила женщина, вынимая из-под грязного шенса черный холщовый мешочек.
Она приоткрыла его с блуждающей улыбкой на губах, вырвала у зарезанной курицы шесть перьев и воткнула их в мешочек.
— Жребий брошен, — сказала она. — Как только этот мешочек окажется на своем месте, остальное произойдет без нашего участия.
— Какая радостная перспектива! — с восторгом воскликнула Од де Нейра. — Я ненавижу этот уголок земли. Постоянные туманы, поднимающиеся по утрам и исчезающие лишь во второй половине дня... Создается впечатление, что солнце показывается только после упорной борьбы. Я жажду вернуться в мой феод на юге королевства. Пусть будет проклят дождь, от которого ломит кости и наступает преждевременная старость.
Од де Нейра грациозно встала, опустила подол карминового бархатного платья с рукавами, пристегнутыми аграфами, и с вызовом спросила:
— Сколько за Анжелику?
— Она не продается, — ответила ведьма, вновь став желчной.
— Почему? Все продается, нужно лишь назначить хорошую цену. Вы это знаете так же хорошо, как и я. Сто фунтов1 за девчонку. Это хорошая цена за сироту, каких в этом краю найдется двадцать, сто или тысяча. Тем более что она сама уйдет от вас, как только сможет. Было бы глупо поступить иначе.
— Она не продается, — твердым тоном повторила женщина.
— Но ведь вы ее украли, разве не так?
— И что? Если я ее украла, значит, она моя.
— Сто пятьдесят фунтов. Подумайте... Вы сможете купить половину соседней деревни Сетон. Замечательный обмен!
— Уходите. Я дала вам то, что вы хотели получить. Теперь уходите.
— Двести фунтов, женщина. Это моя последняя цена.
— А мой последний ответ — нет.
— Вы совершаете большую ошибку, — пропела Од. — Я всегда добиваюсь желаемого. Так или иначе.
— Осторожно, я знаю грозные тайны.
Од закрыла глаза. Очаровательная улыбка озарила ее лицо. Она прошептала:
— Они мне не страшны. Сколько людей хотели, чтобы я умерла или испытала жестокие мучения! Могу поклясться, что некоторые из них щедро платили таким, как вы, чтобы достичь своей цели. Но я, как видите, жива и здорова. Я пришла к выводу, что я никогда не умру и не познаю, что такое старческие недуги. Вы не внушаете мне страха...
Од открыла глаза. Зеленый взгляд глубоких как озера глаз устремился на ведьму. Суровый, твердый голос продолжал:
— Ия получу Анжелику. Это каприз и обещание. Я охотно уступаю своим капризам и всегда сдерживаю обещания.
Лицо Од помрачнело. Два года назад она впервые в своей жизни не выполнила данное слово. Она обещала камерленго Гоно-рию Бенедетти жизнь мадам де Суарси, ныне графини д’Отон, и три манускрипта, спрятанных в аббатстве Клэре. Но ей пришлось познать горечь поражения. Она оправдывала себя тем, что ей попалась негодная подручная, монахиня, завербованная прелатом. Жалкое оправдание. Она собственными руками убила эту Жанну д’Амблен. Зловредные существа с когтистыми лапами, должно быть, устроили пир, обглодав эту подлую душу, у которой было так много на дебете и так мало на кредите.
А она сама, чем она могла гордиться? Каким кредитом она обладала? Честь. Это единственное, что осталось у нее нетронутым. Странная честь, приспособившаяся ко лжи и убийствам. Честь, правила которой придумала она сама. Слишком легкая гиря на чаше весов, неспособная уравновесить другую, чашу дебета. Анжелика. Анжелика не была прихотью холеной женщины. Уже час назад Од убедила себя, что очаровательная девочка с предопределенным именем была той самой гирей, которой ей не хватало, чтобы погасить часть долга. Она получит Анжелику. Она воспитает девочку как родную дочь, даст ей то, что этот мир предоставил ей самой только после упорной борьбы. В конце концов, если она вернет Богу одного из его ангелов, Он, несомненно, проявит к ней милосердие.
Как вырвать девочку из когтей ведьмы, которая, вероятно, ей еще понадобится, чтобы погубить незаконнорожденную дворяночку? Ждать, предвидеть. Терпение было одним из самых надежных видов оружия женщин. Они превосходно владели им. Тем более что мадам де Нейра, будучи осмотрительной особой, с трудом верила во всемогущество ведьм, какими бы грозными они ни были. Она считала махинации и яды более верным, в каком-то смысле реальным средством. Ба, если кто-то может больше, значит, он может и меньше!
Мадам де Нейра удобно устроилась в крытых ломовых дрогах, ждавших ее в десяти туазах от лачуги. Ее план постепенно претворялся в жизнь. Накануне Од получила от камерленго Гоно-рия Бенедетти известие, которого ждала с нетерпением вот уже несколько недель. Название другого женского аббатства, расположенного в Шампани. На этот раз подручные Гонория хорошо поработали. Разумеется, дорога будет долгой и утомительной, но Од де Нейра уже наслаждалась своей будущей победой.
Дворец Лувр, окрестности Парижа, апартаменты Гийома де Ногаре, август 1306 года
Джорджио Цуккари, генерал-капитану ломбардцев1 Франции, было жарко в парчовом плаще. Ему казалось, что шапе-рон
[51]
весит фунтов двадцать.
Хотя излишняя полнота сковывала движения ломбардца, он не стал прибегать к услугам лодочников, перевозивших пассажиров и их поклажу между Нельской башней и Лувром. Он предпочел пробивать себе дорогу локтями в адской уличной суматохе, где его толкали зеваки, торговцы, нищие, проститутки, где ему досаждали мириады мух, слетавшихся на груды отходов, что валялись вдоль центральных канав. Он, задыхаясь, поднялся по лабиринту узких улочек, неспешно пересек остров Сите и добрался до Большого моста, выходившего на улицу Сен-Дени. Порой он возвращался назад, давая себе время, чтобы вновь и вновь все обдумать. Наконец он очутился возле толстой башни Лувра.
