Работы по возведению дворца на острове Сите, задуманного Людовиком Святым, до сих пор не начались, и вся государственная власть еще была сосредоточена в суровой крепости Лувра, расположенной сразу за границей столицы, недалеко от ворот Сент-Оноре. В цитадели, которая по-прежнему была лишь неприступным донжоном, построенным по приказу
Филиппа II Августа
[52]
, стремившегося сосредоточить в одном месте канцелярию, Счетную палату и казну, все ютились как могли.
На прошлой неделе Джорджио Цуккари испросил аудиенции у советника, приближенного к королю, не объяснив причин своего визита. Ногаре тут же удовлетворил его просьбу. Помимо того, что Цуккари был самым крупным банкиром Французского королевства, — а со своим банкиром ссорятся лишь тогда, когда не могут вернуть ему деньги, — капитан ломбардцев обладал прекрасной репутацией. Ломбардец был безукоризненно честным человеком, что весьма импонировало суровому Гийому де Ногаре. Цуккари без колебаний продлевал срок выплаты займа до двадцати четырех месяцев, что не часто делали другие заимодавцы.
Привратник открыл дверь, и мсье де Ногаре вошел в прихожую. Цуккари встал с кресла, в которое в изнеможении опустился несколько минут назад.
— Мой старинный друг, — приветствовал ломбардца Гийом де Ногаре, протягивая руки, что служило знаком сердечности — чувства, столь редко проявлявшегося у советника.
— Мессир, благодарю вас, что вы так быстро меня приняли.
— Ваши визиты всегда доставляют мне радость.
Улыбка озарила худое лицо советника. В тысячный раз
в голове Цуккари промелькнула одна и та же мысль. Ногаре было лет тридцать, но он казался глубоким стариком. Он был невысокого роста, почти тщедушным. Странные, словно мраморные, веки, лишенные ресниц, делали его лицо еще более неприятным. Ногаре остался верным скромной длинной мантии легистов. Единственной уступкой роскоши была велюровая шапочка, покрывавшая голову и уши.
— Они доставляют радость мне и к тому же оказывают честь, — сказал Цуккари, склоняя голову.
— Присядем, мой добрый друг. Скоро нам принесут виноградный сок и сливовое пюре.
Это был особый знак уважения, поскольку все знали, что Ногаре не давал себе труд любезничать со своими многочисленными визитерами. Уважения, но также и политической тонкости, ведь Цуккари был не только заимодавцем сильных мира сего, но и пользовался доверием понтификов, начиная с высокомерного Бонифация VIII. Климент V
[53]
, нынешний понтифик, не был исключением. Люди, даже Папы, уходят, а тайны Рима остаются и никогда не исчезают.
— Вы умолчали о цели вашего визита, мой славный Цуккари...
Ломбардец недовольно поджал губы и вновь уклонился от прямого ответа:
— Просто я в затруднительном положении, монсеньор. В очень затруднительном.
В течение нескольких секунд Ногаре рассматривал своего визави: его маленькие толстые ладони, которые тот нервно сжимал, пот, выступивший над верхней губой.
— Черт возьми! — удивился Ногаре. — Я впервые вижу вас в затруднительном положении...
После короткой паузы советник добавил:
— Я наблюдал за многими людьми, лишь делавшими вид, будто они попали в неприятный переплет, и понимаю, что вы действительно не решаетесь сказать правду.
Джорджио Цуккари одобрил этот сомнительный комплимент кивком головы и все же решился:
— Будет лучше, если я обо всем расскажу вам. Я вернулся из Рима...
Он замолчал, поскольку в комнату неслышно вошел слуга с подносом, на котором стояли высокие бокалы из граненого хрусталя и розетки со сливовым пюре. Ногаре, даже не взглянувший на слугу, жестом дал понять, что тот свободен.
— Продолжайте, друг мой, прошу вас...
— Я... Но прежде всего я вновь хочу выразить вам благодарность за ваше... тайное вмешательство, позволившее сохранить мне должность генерал-капитана. Этот негодяй Джотто Капелла1 в течение многих лет исподтишка пытался сместить меня, а при встрече заискивал передо мной и называл «своим добрым дядюшкой».
Гийом де Ногаре снисходительно улыбнулся, всем своим видом показывая, что это все пустяки. Но Цуккари не заблуждался. Ногаре никогда не действовал бескорыстно, если речь, конечно, не шла о службе королю и Французскому королевству.
— Оставим эти старые воспоминания, — ответил советник. — Капелла мне не нравился, а вот посодействовать вам мне было по нраву. От этого желчного подагрика несло падалью. Конечно, порой стервятникам приходится поручать грязную работу, но в конце концов их присутствие начинает раздражать. Кроме того, он горячо порекомендовал мне своего племянника, а тот сыграл со мной злую шутку. Это некий Франческо Капелла, впрочем, весьма учтивый и услужливый на вид. Ба, прошлое быльем поросло. Забудем о нем на благо настоящего и будущего.
Ногаре отпил черно-фиолетового виноградного сока и продолжил:
— Так все-таки какова цель вашего визита?
Ответом ему стал тяжелый вздох.
— Черт возьми! До такой степени? Уж не пришли ли вы требовать, чтобы королевство выплатило вам кредит? Как правило, кредиты не ложатся на вас тяжким бременем. Ну же, мой друг, мы с вами хорошо ладим. Я сомневаюсь в том, что вы попросили аудиенции для того, чтобы рассказать о вашей недавней поездке в Рим... Если только вы там не встретились с человеком, который нас обоих интересует. Но речь не может идти о нашем любимом Папе, поскольку его нет в Риме.
Прозорливость мсье де Ногаре встревожила Цуккари, но вместе с тем и успокоила. Могучий ум, удивительная проницательность советника короля не были ни для кого тайной. Впрочем, они облегчали Цуккари задачу. Тем не менее он колебался:
— Мсье д’Отон... Наш любимый и уважаемый Климент V...
— Какая связь? Какие могут быть отношения между графом Артюсом и нашим святейшим отцом, хранимым самим Господом? — прервал его Ногаре.
Вдруг обретя твердость, банкир кашлянул и выпалил на одном дыхании:
— Связь? Убийство сеньора инквизитора в Алансоне. Некого Никола Флорена, о котором, разумеется, ходили зловещие слухи. Но, тем не менее, он оставался одной из карающих десниц Церкви.
Ногаре были известны подробности этого дела. Инквизитор, прославившийся своей жестокостью в Каркассоне, бросил в тюрьму молодую вдову, незаконнорожденную дворянку, обвинив ее в сговоре с еретиками, да еще и в исповедовании культа единого бога
[54]
. Этот Флорен погиб от удара кинжалом, нанесенного пьяницей, с которым повстречался в какой-то таверне, вскоре после начала следствия. Свершился Божий суд, оправдавший подозреваемую. Ногаре, человека требовательной и суровой веры, захлестнули эмоции. Бог лично воздал отмщение. Он ни секунды не сомневался, что эта женщина была чистой, как новорожденный агнец. Аньес, дама де Суар-си затем вышла замуж за графа Артюса д’Отона, друга детства короля. Разумеется, с течением времени связи между мужчинами ослабли. Но это ничего не меняло. Именно Артюс научил Филиппа Красивого охотничьим приемам и военному искусству, не говоря уже об искусстве уводить дам на ночь, чтобы на следующий день они вздыхали от удовольствия, лежа на скомканных простынях. Это были настоящие мужские связи, неподвластные годам.
