Уильям Айрленд не сводил с Лэма пристального взгляда, словно требуя ответа.
— Поразительно. — Закрыв книгу, Чарльз бережно опустил ее на прилавок. — Каким образом вы ее заполучили?
— Нашел в библиотеке одного господина. Он умер прошлым летом. Мы с отцом отправились в Уилтшир. И там увидели сокровища, мистер Лэм, настоящие сокровища. — Он поставил книгу на место и, не оборачиваясь, обронил: — Магазин принадлежит отцу.
* * *
За три недели до описываемых событий Уильям действительно съездил с отцом в Солсбери. Билеты они купили поздно, всего за два дня до отъезда, и им достались места не внутри дилижанса, а снаружи, за спиной кучера и тройки лошадей.
— Нет-нет, — воспротивился Сэмюэл Айрленд, — я поеду только под крышей. Промозглый сентябрьский ветер пробирает до костей.
— Это как же, сэр? — только и сказал изумленный кучер; он, подобно всем прочим, при первой же встрече с Айрлендом-старшим был подавлен его решительным тоном.
— Сейчас покажу как. Причем на деле. — Бесцеремонно вскарабкавшись в экипаж, тот обернулся к сыну: — А ты, Уильям, полезай наверх. Свежий воздух придаст тебе бодрости. — Затем, сняв бобровую шапку, с изысканной любезностью поздоровался с единственной сидевшей там дамой и медленно втиснулся между двух пассажиров-мужчин, точно пробка в бутылочное горлышко. — Сделайте милость, подвиньтесь чуточку, на дюйм, не больше. Приношу глубочайшие извинения.
Уильям Айрленд тем временем взобрался по лесенке на открытое сиденье, и дилижанс покатил по Корнхилл-стрит и Чипсайд в сторону собора Св. Павла. Ежась на ветру, Уильям поднял глаза. Он не мог постичь, какими принципами руководствовался создавший собор архитектор,
[34]
душевная безмятежность творца была ему недоступна. Гигантский купол казался неуместным, инородным.
Уильям давно свыкся с отцовским эгоизмом — правда, сам он не употребил бы этого слова. Айрленд-старший, человек властный, деспотичный, велеречивый, был всего лишь продавцом книг. Торговцем. Уильям знал, что одна мысль о столь низком положении доставляет отцу жестокие муки. Лишь преувеличенное самомнение позволяет ему терпеть такую жизнь.
На Ладгейт-хилл образовался затор из экипажей, дилижанс потихоньку сбавил ход и стал. Уильям обернулся и еще раз взглянул на купол. Подобного величия ему не достигнуть никогда. Он останется тем, кто он есть, не больше. В минуту затишья поверх городского шума из дилижанса донесся знакомый голос. Отец рассуждал о достоинствах трюфелей.
Доехав до Багшота, остановились на постоялом дворе, чтобы пассажиры, сидевшие на открытом воздухе, могли согреться. Уильям устроился в небольшом зале возле скромных размеров камина, топившегося углем. Держа в руках чашку подогретого портера, он подсел к Берил, служившей камеристкой у богатой дамы. Уильям уже выяснил, что Берил потеряла место и теперь возвращается к своей деревенской родне.
— Не то обидно, что выгнали, обидно, как выгнали, — с нескрываемым возмущением говорила она. — «Вот тебе две гинеи, и убирайся!»
Уильяму не хотелось подробно расспрашивать Берил о причинах увольнения, но вся ее повадка наводила на мысль, что наказали ее за непозволительные в приличном доме шашни в закутке под лестницей.
— Зато я у хозяйки шаль стащила. Небось даже и не хватится. А ты где шарф раздобыл?
— Отец дал.
— Тот краснобай, что всю дорогу рта не закрывает?
Из всех пассажиров только они с Берил сидели снаружи, и между ними возник негласный союз против тех, кто устроился с куда большим удобством.
— Он самый.
Сэмюэл Айрленд как раз угощал спутников подходящим к случаю крепчайшим элем, известным под названием «Стинго», и наверняка разглагольствовал о достоинствах произведений Шекспира. О чем бы Айрленд-старший ни заводил речь, все непременно приобретало особую значительность.
— А как ты поняла, что он мой отец?
— С лица похож. Только ты попригожей. Как тебя зовут?
— Уильям.
— Значит, Билл? Или Уилл? А может, Уилли?
— Вообще-то Уильям.
— Ишь ты, Уильям. Прямо Вильгельм Завоеватель. — На миг она опустила взгляд на застежку его штанов, но этого оказалось достаточно: у Уильяма взыграла кровь. Он возбудился и напрягся так, будто готовился к сильному потрясению. Даже руки задрожали, и он покрепче стиснул чашку. — Встает небось, а, Уильям?
— Встает.
— Большой уже?
— Не знаю. Я не…
Так с ним еще никто никогда не обращался. До сих пор даже уличные проститутки от него отворачивались: совсем юнец, вдобавок беден. И Уильям, по его собственному выражению, услаждал себя сам, но этого еще ни с кем не совершал.
Прочие пассажиры с удовольствием впитывали запахи и звуки постоялого двора — ни дать ни взять герои какой-нибудь пьесы под названием «Трактир». Настроены все были добродушно, снисходительно, охотно смеялись. Воздев к потолку руку, Сэмюэл Айрленд сдержанно намекал на свои приятельские отношения с Ричардом Бринсли Шериданом.
[35]
Сердце Уильяма билось все чаще. Тут в зал вошел кучер, получивший от хозяина постоялого двора два шиллинга, и пригласил всех в дилижанс. Пока никто не заметил его безмерного возбуждения, Уильям опрометью выбежал на улицу и взобрался по лесенке на крышу дилижанса. Через двор уже неторопливо шла Берил. Завидев ее, Уильям зажал руки между коленями. Она тоже поднялась на крышу и, улыбаясь, села как можно дальше от него. Кучер вспрыгнул на козлы, поднял кнут, гикнул на лошадей, и карета покатила. Как только они выехали за ворота, Берил подсела к Уильяму, сунула ладонь ему между ног и усердно принялась за дело. Дилижанс нещадно трясло на ухабистой мостовой главной улицы Багшота. В сущности, это была даже не улица, а деревенский проулок, недавно замощенный на деньги местного землевладельца. С обочин манипуляции Берил не были видны, кучер смотрел только вперед, и она все усерднее массировала член Уильяма. Карета выехала из городка в открытое поле, по бокам замелькали рощицы, речушки и крестьянские наделы, разделенные живыми изгородями. Берил задрала юбку и раскинулась на крыше кареты. В небе над ними пролетело несколько диких гусей. Уильям расстегнул штаны и лег на Берил. Порывистый ветер холодил щеки; Уильям сладко вздохнул и осторожно вошел в нее. Чувствуя, что наливается силой, он задвигался быстрее; неожиданно кучер крикнул: «Поберегись!», и Уильям тут же и кончил. Дилижанс ехал по деревушке под названием Блэкуотер; Уильям с Берил замерли, чтобы их никто не заметил. Не вставая с колен, Уильям принялся застегивать штаны; сладить с пуговицами было непросто, пришлось изрядно повозиться. Берил по-прежнему лежала на крыше кареты, глядя в небо.
