— Он никогда не заговаривал со мной, Гус. Был такой несмелый.
— В лесу он держался храбрей.
«Туземцы считают змей прекрасным лечебным средством от боли и лихорадки, мистер Мильтон. И потому едят их живьем».
Наш хозяин еще крепче ухватился за мою руку. «Лесов дремучих тьма по нраву им, — прошептал он. — Трава зловредная и тина им по нраву». — «Аскук, — вдруг сказал Элеэйзер, удивив нас обоих. — Так они их называют». — «Все это следует выкорчевать с корнем и сжечь. — Мистер Мильтон все еще говорил шепотом. — Надо научиться отсекать лишнее».
— Спустя час мы добрались до хижины — и Элеэйзер ввел нас внутрь. Хотя стояла такая жара, что можно было жарить каштаны прямо на ладони, он развел огонь чуть ли не у самого порога: дым, по его словам, должен отгонять от входа больших зеленых мух и других насекомых.
Мы уселись на две деревянные скамьи, и наш хозяин заговорил: «Мы дети Лондона, мистер Лашер, и лишь немногое знаем о языческих обычаях. — Я едва не прыснул, но решил не преступать вежливости и разразился кашлем. — Научите нас, если вам угодно, здешним манерам».
Мистер Лашер пристально вгляделся в свою обувь, словно ее можно было убедить поддерживать беседу вместо него. «Трудно сказать, с чего начать…» — «Говорят, будто туземцы ничем не лучше диких животных. Говорят, что им доставляет наслаждение резня». — «Нет-нет, это совсем не так. Они могут быть тщеславными и заносчивыми, но на самом деле они далеко не дикари. Они любят общество, даже самые дикие из их числа. Они обожают своих детей — и всячески портят их баловством». — «Еще бы». — «Честностью они не уступают многим англичанам. Они называют себя ниннуок, что означает "человечество". — С минуту он помолчал. — Можно рассказать вам одну историю? Об англичанине, который жил с индейцами».
— Да что ты, Гус, неужели это правда?
— Именно такой вопрос задал и мистер Мильтон: «Неужели это возможно?» — «Да, сэр, от начала и до конца». — «Ужасно. Чудовищно. Рассказывайте».
«Однажды некий англичанин поселился в лесу, где добывал себе пропитание одной только охотой. По примеру индейцев, он завел себе вместо собаки волчонка и хорошо его приручил, хотя тот и сохранял все повадки хищника по отношению к любой живности.
Одет этот англичанин был всегда плохо, не носил пояса, а голову покрывал засаленной льняной шапочкой, надвинутой на самые глаза. Не был, можно сказать, ни англичанином, ни туземцем». — «Полная жуть!» — «И вот, в начале лета, когда индейцы перебрались из густых лесов на открытые поля, волчонок англичанина вдруг исчез. Присоединился к сородичам, которые последовали за туземцами на новое место. Но англичанин, привязавшийся к своему животному — единственному своему компаньону в безлюдной глуши, — вознамерился вернуть его любыми доступными ему средствами. Он нашел след, оставленный индейцами, и обнаружил, что они расположились в миле к востоку, на равнине вблизи от берега. Разумеется, они видели его задолго до его появления, и он внезапно оказался в кольце воинов, которые размахивали луками и длинными палками. Он закричал им на их родном языке «Мир! Мир!» — и попытался пояснить, что его волчонок убежал. «Анум! — сказал он (это слово обозначало собаку). — Анум!» И добавил: «Ннишишем» — то есть «Я один». Настроение напавших мгновенно переменилось: на свете нет народа, более гостеприимно встречающего незнакомцев, если только они не враги. Известно ведь, что, принимая англичан у себя в доме, они подают им самую лучшую еду». — «Верю, — вмешался я. — Они добрые парни».
Мистер Мильтон жестом велел мне умолкнуть.
«Оживленные и доброжелательные, индейцы повели англичанина к своим вигвамам, где к нему подбежал его питомец. Туземцы могут сурово выражаться, сэр, — Лашер оторвал взгляд от своей обуви и посмотрел на нашего хозяина, — но от природы они склонны к веселью. Так сложилось, что англичанин, истомленный долгим одиночеством, решил остаться жить среди индейцев и тем самым избавиться от постоянного страха перед врагами и хищниками. Он расхаживал среди них полуголый и перенимал их привычки, пока со временем и сам не превратился в настоящего дикаря». — «Это настолько ужасно — слов нет. — Мистер Мильтон беспокойно заерзал на деревянной скамье. — Он вступал в нечистые отношения с какой-нибудь молодой индейской женщиной?» — «О нет, совсем не это. Но он ловил с ними рыбу, ел и спал вместе с ними. Плавал с ними в их каноэ». — «Я о них слышал, — вставил я. — Похожи на наши рыбачьи лодки, да?» — «Их изготовляют из полос березовой коры, сшитых вместе корнями белого кедра…»
Разумеется, нашего хозяина эти подробности занимали мало. «Вы явно хорошо разбираетесь во всех этих дикарских штучках, мистер Лашер». — «Ну как же. Ведь это я и есть тот, кто жил с индейцами».
Наш хозяин немедля поднялся с места и поманил меня к выходу. «Рассказ весьма интересен, сэр. Но сейчас мы вынуждены с вами распрощаться».
Элеэйзер, видимо, был удивлен, поскольку смотрел на меня какое-то время, не произнося ни слова. Я только закатил глаза.
— Погоди, Гус. Ты точь-в-точь как куколка из кукурузы.
Элеэйзер спросил, не нужно ли проводить нас до дома. «Нет, сэр. Мы знаем дорогу сами. Пойдем, юноша». Мистер Мильтон взял меня за руку, и мы, покинув бревенчатую хижину, ступили на лесную тропу. Элеэйзер замешкался у выхода, я помахал ему рукой, и тогда он вернулся в свое жилище. В лесу нас тотчас же осадили мухи. «Этот дикий край — источник мерзкой заразы, — произнес мистер Мильтон, — коль скоро он порождает подобных чудищ». — «Каких чудищ, сэр?» — «Тебе известно не хуже меня. — Мы продолжали идти молча, а я на ходу удостоверялся, верную ли мы дорогу избрали. — Вергилий говорит, что человеческий род, Гусперо, произошел от древесных стволов. Невообразимая метаморфоза. Потомки Ноя после потопа жили в лесах. — Я неуклонно направлял хозяина вперед по прямой, а он обожал блуждать среди своих словес. — Кто подолгу оставался в лесах, кроме прокаженных, бродяг и отшельников? Но Дионис увлек обезумевших жителей Фив в лес — не так ли? Velutsilvis, иЫ passim palantis error- ох!» Он поскользнулся на упавшей ветке и угодил в топкое место, сразу же погрузившись в тину по самые лодыжки, но я, проворней уличного факельщика, перепрыгнул по двум камням и вызволил хозяина из ловушки. Настроение его резко ухудшилось. «Ненавижу болота! — бормотал он, когда я вытаскивал его на сухое место. — Мы должны очиститься от этих трясин и топей. — Когда мы выбрались на нужную тропу, он добавил: — Мне нужно втолковать нашим братьям необходимость дисциплины и правильного порядка. Нельзя допустить, чтобы мы запутались в сорной поросли и окружили себя чумными испарениями». — «Так что вы предлагаете, сэр?» — «Нужно излечить почву. Нужно построить мосты. Нужно проложить дороги через эти гнилые болота. Нужно вернуть к жизни эти жуткие пустоши. Нужно начертить карты!»
Я вел его за руку, пока над нашими головами не показалось чистое небо. «Мистер Лашер рассказал нам и в самом деле странную историю». — «Омерзительную. Тошнотворную дальше некуда. Я не желаю о ней вспоминать. — В эту минуту большая муха укусила его в руку и он вскрикнул от боли. — Когда мы начнем делить территорию Нью-Мильтона, — продолжал он, пососав укушенную ладонь, — нужно будет возвести каменные стены и выкопать глубокие рвы для защиты от набегов врага. — Я не знал, что за врага хозяин имел в виду, Кейт, но зато хорошо понимал, что лучше ни о чем его не расспрашивать. Говорят, обжегшийся ребенок боится огня. — Мы должны оградиться и вооружиться!»
