— Не знаю, сколько времени, сэр. Мне велели за вами заехать. — В раннем утреннем свете Уолтер выглядел очень бледным. — Мне сказали, вы в оперативный отдел собираетесь.
— Спасибо, что сообщили.
Когда они поехали в сторону Спиталфилдса, Уолтер переключил радио на волну, которую обычно слушала полиция, но Хоксмур нагнулся вперед и крутнул рычажок.
— Слишком много новостей, — сказал он.
— Опять он, сэр? Тот же самый?
— Тот же самый м.о.
[57]
— Хоксмур сделал ударение на последние две буквы, и Уолтер засмеялся. — Только не хочу пока об этом говорить. Мне нужно время.
Из приемника донеслась мелодия популярной песни, а Хоксмур принялся смотреть в окно: он увидел закрывающуюся дверь, мальчика, роняющего монету на улице, женщину, поворачивающую голову, мужчину, кого-то окликающего. На миг он задумался, почему это происходит сейчас; возможно ли, что мир возникает вокруг него только тогда, когда он его выдумывает, секунда за секундой, а после, стоит ему двинуться дальше, растворяется во тьме, из которой появился, будто во сне? Но тут он понял, что эти вещи существуют на самом деле; они никогда не перестанут происходить и всегда останутся неизменными, такими же знакомыми и постоянно возобновляющимися, как слезы, которые он только что видел на лице женщины.
Уолтера занимал уже другой вопрос.
— Вы в привидения верите, сэр? — говорил он, пока Хоксмур мрачно глядел в окно.
— В привидения?
— Ну да, знаете, в привидения, в духов. — Помолчав, он продолжал: — Я что спрашиваю — просто эти старые церкви. Они такие, ну, старые, в общем.
— Привидений не бывает, Уолтер. — Он нагнулся вперед, выключить звучавшую по радио песню, и со вздохом добавил: — Мы живем в рациональный век.
Уолтер бросил на него взгляд.
— Вы, сэр, не обижайтесь, но у вас голос какой-то слабый.
Хоксмур удивился, поскольку не думал, что его голос можно хоть как-то охарактеризовать.
— Просто устал, — сказал он.
К тому времени, когда они добрались до оперативного отдела в Спиталфилдсе, по-прежнему координировавшего всю следственную деятельность по этим убийствам, там непрерывно звонили телефоны, по комнате расхаживали, перекидываясь фразами и шутками друг с другом, несколько полицейских в форме и в штатском. Присутствие их раздражало Хоксмура: он хотел, чтобы все события происходили не раньше, чем ему станут ясны причины, по которым они должны происходить, и понимал, что ему придется как можно быстрее взять это расследование в свои руки, пока оно не вышло из-под контроля. В одном углу комнаты устанавливали видеосистему; Хоксмур встал перед ней, чтобы произнести речь.
— Леди и джентльмены, — сказал он очень громко. Поднятый ими шум стих, и он, почувствовав на себе их взгляды, совершенно успокоился. — Леди и джентльмены, работать вам предстоит в три смены, во главе каждой смены будет поставлен оперативный сотрудник. Ежедневные совещания… — Свет мигнул, и он на мгновение прервался. — Часто говорят: чем убийство необычнее, тем проще его раскрыть, но я в эту теорию не верю. Тут нет ничего простого, ничего тривиального. Вам, следователям, нужно воспринимать свою работу как сложный эксперимент: смотрите, что остается постоянным, смотрите, что изменяется, задавайте правильные вопросы и не бойтесь неправильных ответов, а главное — полагайтесь на наблюдения и на опыт. Сдвинуть наше расследование с места способны лишь обоснованные выводы.
Одна из сотрудников начала проверять оборудование, которое устанавливали в комнате, и, пока Хоксмур говорил, на экране позади него появлялись разные сцены преступления: Спиталфилдс, Лаймхаус, Уоппинг, а теперь еще и Ломбард-стрит; короткое время его силуэт вырисовывался на фоне изображений церквей.
— Видите ли, — продолжал он, — предрасположенность к убийству существует почти в каждом человеке. Об убийце можно узнать многое по тому, какую смерть он выбирает для своих жертв: человек нетерпеливый убивает поспешно, нерешительный — более медленно; врач использует лекарства, рабочий — разводной ключ или лопату. В данном случае необходимо задаться вопросом: что за человек станет убивать быстро, голыми руками? При этом необходимо помнить о том, что происходит после убийства, какова последовательность событий. Большинство убийц находятся в шоке от своих действий. Они потеют; иногда их охватывает сильный голод или жажда; многие из них в момент смерти испытывают непроизвольные сокращения кишечника, совсем как их жертвы. С нашим убийцей ничего подобного не произошло: он не оставил после себя ни пота, ни испражнений, ни отпечатков. Но во всех случаях верно одно. Убийцы всегда пытаются вспомнить последовательность событий: что в точности они делали непосредственно перед тем, непосредственно после…
И в этом Хоксмур им всегда содействовал — ему нравилось, когда ему поверяли свои секреты те, кто открыл дверь и переступил порог. Он разговаривал с ними мягко, даже застенчиво, чтобы дать понять: он их не судит. Ему хотелось, чтобы во время исповеди они не запинались, но медленно шли по направлению к нему; тогда он, связанный с ними общим знанием, сможет принять их в свои объятия, а приняв, передать в руки судьбы. Когда же они, оставив позади все проявления страха или стыда, сознавались, он испытывал к ним зависть. Он завидовал тому, что они могут уйти от него с легким сердцем.
— …Но сам момент убийства они никогда не помнят. Это убийца всегда забывает; именно поэтому он всегда оставляет улики. Их-то мы с вами, леди и джентльмены, и пытаемся отыскать. Некоторые говорят, что преступление, которое невозможно раскрыть, еще не изобретено. Но кто знает? Возможно, это станет первым. Благодарю вас.
И он остался неподвижно стоять на месте, пока оперативник, отвечавший за утреннюю смену, распределял мужчин и женщин по разным группам. В это время кому-то под ноги попался кот, взятый сюда по принципу «на счастье». Он с визгом выскочил из комнаты, при этом задев правую ногу Хоксмура; тот как раз подходил к Уолтеру, сидевшему за компьютером, не отрывая глаз от клавиатуры.
Уолтер почувствовал его появление у себя за плечом.
— И как вы только без них обходились, сэр, — сказал он, не оборачиваясь. — В смысле, раньше. — Раздался шум, слабый, как биение человеческого сердца, но для Хоксмура не менее тревожный, и по маленькому экрану побежали какие-то буквы и цифры. Уолтер поднял на него глаза в порыве энтузиазма: — Видите, как тут все организовано? Все очень просто!
— По-моему, где-то я это уже слышал, — ответил Хоксмур, подавшись вперед, чтобы посмотреть на имена и адреса тех, кто был осужден или подозревался в сходных преступлениях, а также тех, кто использовал сходный modus operandi — удушение с помощью рук, убийца сидит на теле жертвы или стоит на коленях.
— Но это же гораздо эффективнее, сэр. Представляете, сколько бы нам пришлось мучиться, если бы не это!
Он ввел новую команду, хотя руки его с виду едва шевельнулись над клавиатурой. И все-таки, несмотря на радостное возбуждение, Уолтеру казалось, что сам по себе компьютер лишь отчасти отражает порядок и ясность, к которой он стремился; что совокупность этих зеленых цифирек, слегка посвечивающих даже в утреннем солнце, — не более чем отдаленный намек на бесконечные возможности, которые порождает исчислимый мир за окном. Но каким же ярким выглядел теперь в его глазах этот мир — совсем как лицо, образовавшееся в окошке «фоторобота»: оно помигивало на экране, тени были заштрихованы зеленым, придавая ему сходство с детским рисунком.
