Книга Чосер, страница 29. Автор книги Питер Акройд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чосер»

Cтраница 29

Первый в череде рассказов, “Рассказ Рыцаря”, был напитан Чосером задолго до того, как им была замыслена книга “Кентерберийских рассказов”, но в книгу рассказ вошел естественно и легко, чудесно согласуясь с благородным характером рыцаря, каким тот обрисован в “Общем прологе”.

Это пересказ рыцарского романа в классическом и почти миологическом антураже “древних легенд”, где речь идет о злоключениях

Паламона и Арситы, домогающихся руки Эмилии. Обычная смесь из рассказа о рыцарском соперничестве и любовной истории видоизменяется Чосером под влиянием Боэция, превращаясь в произведение на более широкую тему судьбы и роли ее в жизни человека. Но даже здесь проявляется присущий Чосеру скептицизм. Рассказ этот истолковывается и как довольно прямое восхваление рыцарской доблести, согласной со статусом чосеровского героя и с нравственными его устоями, и как сатира на кровавые обычаи и корыстолюбие, возобладавшие в современном Чосеру рыцарстве. За обычной авторской отстраненностью проглядывает столь характерная для Чосера двойственность отношений.

Отстраненность его делается еще нагляднее, когда от высокого стиля рыцарского романа он сразу же переходит к непристойной фарсовости “Рассказа Мельника”, объединенного с “Рассказом Рыцаря” прологом, в котором Чосер проявляет себя как мастер комического диалога, когда мельник заявляет:


“Мне слово дай, и слов я наскребу

И рыцарев рассказ перешибу.

Ты не гляди, что я мужлан негодный,

Я вам припас рассказец благородный я…

“Идет, рассказывай, будь ты неладен.

Ты думаешь, что мы с тобой не сладим

“Так слушайте же – мельник заорал, —

Готов брехать, лишь бы монах не врал!” [26]

Мельник “пьян был вдрызг” и, что более важно, он “мужлан”, и рассказ его – это рассказ от лица “мужлана”, рассказанный “мужицкими словами”. Написанный тем же десятисложником, что и “Рассказ Рыцаря”, он выглядит совершенно иначе даже ритмически благодаря своему словарю и стилю – “низкому стилю” рассказа о тайных изменах и любовных шашнях, полного двусмысленностей и скабрезностей:


Тут Алисон окно как распахнет

И высунулась задом наперед.

И, ничего простак не разбирая,

Припал к ней страстно, задницу лобзая [27] .

Это образчик столь любимого англичанами сексуального юмора, но нагромождение непристойностей в данном случае – органическая часть рассказа, пародирующего мистерии и комически переиначивающего историю о Всемирном потопе. Трудно представить себе лучший пример соседства и сосуществования буффонады и сакральности. К тому же комизм рождает и пародийность “Рассказа Мельника”, по отношению к куртуазной любви, изображенной в предыдущем “Рассказе Рыцаря”. Чосер устраивает как бы ироническую перекличку сюжетов в пределах одной книги. “Рассказ Мельника”, в свою очередь, пародируется следующим за ним “Рассказом Мажордома”, где речь тоже идет о рогах, наставленных супругу, но история любовных похождений, не чуждых и самому Чосеру, здесь выглядит еще грубее, примитивнее и механистичнее. Это прекрасный пример фаблио, жанра, пришедшего из Франции, но развитого и усложненного Чосером мастерскими описаниями характеров, его даром перевоплощения и подражания. В этом рассказе в речи двух школяров, уроженцев “Севера, каких, не знаю, мест…” звучит и северный акцент и словечки северного диалекта. Строки поэмы изобличают постоянный поиск Чосером новизны и яркости выражения, его неизменную изобретательность и неутомимость в воспроизведении различных речевых стилей. “Слух” и здесь ни разу не изменяет ему.

“Рассказ Мажордома” в каком-то смысле дополняется и завершается “Рассказом Повара”, коротким и малопримечательным повествованием о некоем подмастерье, что “в нашем городе пристанище обрел”. Подобно персонажам с полотен Хогарта, но перенесенный в городскую среду конца XIV века тип, к неудовольствию своего хозяина, проводит дни за азартными играми и пирушками, а после увольнения связывается с шайкой бродяг и воров. Подмастерье имеет жену:


Хотя была торговкою она,

Но в городе о ней ходили слухи

Как о доносчице и потаскухе… [28]

Здесь рассказ прерывается, так и оставшись незаконченным, но, судя по всему, он призван был знаменовать собой определенный этап в снижении “любовной темы” – от рыцарской куртуазности к грубому сладострастию городской бедноты. “Любовный”, или “брачный”, цикл поэм Чосера представляет собой последовательность, в которой явственно наблюдаются языковые изменения, с помощью которых Чосер развертывает перед читателем целую панораму стилистических эффектов. Для английской литературы это был эксперимент, и эксперимент новаторский.

Следующий в большинстве изданий за “любовным циклом” “Рассказ Юриста”, написанный более строгими и тщательно отработанными “королевскими строфами”, исполнен христианского благочестия и развивает традицию рыцарского романа. Это история некой Констанции, которая умела сохранять смирение перед лицом всех несчастий и всегда и во всем следовала воле Божьей. Образ Констанции воплощает идеал святости. Надо помнить, что позднее Средневековье воспевало добродетели и страдания мучениц. Известными авторами религиозных текстов того времени являлись женщины – Марджери Кемпе и Джулиана из Норвича, и тенденция прославлять святых набожных женщин и поклоняться им особенно укрепилась к концу XIV века. Так что образ Констанции – это типический образ того времени.

Однако его удачно оттеняет “Батская ткачиха”, чей рассказ в большинстве сборников следует непосредственно за “Рассказом Юриста”. Пролог к нему является одним из известнейших произведений английской литературы, в котором на языке схоластики и ученых школяров героиня отстаивает свое убеждение в том, что раз “эль супружества не больно сладок”, то оправдан и “бич супружества”, каковым она признает саму себя – алчную, склочную, неуемную, без стеснения изменяющую своим мужьям.

Чосер щедро пользуется доводами известной ему антифеминистской литературы, но в пересказе острой на язык ткачихи они обретают новый иронический смысл, освещая повседневность блеском комизма. Накопив чужую мудрость, он излагает чужие мысли, но, прекрасно овладев искусством вкладывать их в уста персонажей, он разыгрывает перед нами как бы театральное действо. Исследователям удалось выявить ряд литературных источников чосеровского пролога – от апостола Павла до “Романа о Розе”, но несомненным вкладом в литературу Чосера является новизна изложения.

Вслед за “Батской ткачихой” идут два рассказа, связанных и противопоставленных друг другу – “Рассказ Кармелита” и “Рассказ Пристава церковного суда”:


На то хозяин: “Ты черед свой знай!

Рассказывает он, ты не мешай,

Вы ж приставов, отец мой, не щадите

И на его гримасы не глядите” [29] .

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация