— Благодарю вас, господин правительственный советник. Вы оказали нам огромную помощь.
Ляйтнер бросил умоляющий взгляд на Вертена, в ответ на который тот просто поднял брови, как будто говоря, что он находится в таком же неведении, как и заместитель директора. Частично это было правдой, но только частично.
Как только они вышли наружу, Вертен остановил Гросса, взяв его под руку.
— Как я полагаю, вы проверяли присутствие господина Гюнтера в день прочих несчастных случаев?
— Да, Вертен. Так я и поступил. Он присутствовал и давал объяснения по каждому событию.
Вертен покачал головой:
— И это доказывает?..
— Очень немногое, без дополнительной информации по открывавшемуся ему обзору.
— Вы имеете в виду со стула третьего скрипача господина Гюнтера?
— Верно. Гюнтер определенно был свидетелем.
— Как я и предполагал, — высказался Вертен и с удовольствием увидел, как увяла почти появившаяся ухмылка на лице Гросса.
— То есть свидетелем смерти фройляйн Каспар, — со значением произнес Гросс.
Но Вертен просто кивнул:
— Конечно, со своего места Гюнтер, вполне вероятно, хорошо видел того, кто занимался оснасткой и мог опустить занавес.
Гросс одобрительно хмыкнул:
— Хорошо замечено, Вертен. Полагаю, что вы действительно становитесь мастером уголовного расследования.
— А это значит, — продолжал адвокат, пропустив мимо ушей его высказывание, — что наш злодей теперь настроен замести следы своих прежних попыток. Если это так, то дальнейшие последствия ясны. Он намерен опять нанести удар. Малер находится в серьезной опасности.
Это было так похоже на мужчин — нестись вперед, предоставив женщинам заботу о таких глупых и приземленных вещах, как гладкое ведение дел юридической практики. Берта уважала доктора Гросса, но в то же время желала, чтобы он выбрал другое время для своего появления. Она и Карл только-только начали работать чем-то вроде слаженной группы в этой области расследования. Однако теперь на сцену вышел великий криминалист, и Карл опять тащился за ним подобно щенку.
И Берта вновь засела в конторе, следя за тем, чтобы все счета были оплачены, а назначенные посетителям встречи состоялись.
Ее мучил вопрос, не было ли это началом того, что принято называть скользким словом «опуститься». В конце концов, у нее, как у преподавателя и писательницы, была собственная карьера. Однако после своего замужества она написала всего лишь одну статью — об австрийском пацифистском движении и его женских лидерах. Молодая женщина также сократила время своей работы в благотворительном заведении в округе Оттакринг. Созданный по образцу и подобию английского благотворительного движения, основанного Мэри Уорд,
[47]
Венский благотворительный дом оказывал помощь малоимущим детям столицы, учредив образовательные и игровые пункты. Берта помогла направить работу этого заведения, открыв его для детей с физическими недостатками и используя по вечерам для проведения культурных мероприятий для родителей из рабочего класса Оттакринга.
Однако же эта работа пострадала после ее замужества. Берта проводила все меньше часов в благотворительном заведении, отдавая все силы помощи в адвокатской конторе Карла. Тем не менее ее подопечные не страдали, поскольку она наняла одаренных добровольцев. И все-таки Берта скучала по своим детям. Молодая женщина тосковала по своим независимым достижениям.
Карл не требовал таких жертв. Совсем напротив — он беспрестанно поддерживал ее, хвалил за работу. Тем не менее Берта ощущала, что должна вносить свой вклад в их совместную жизнь, что они не могут вечно вести параллельное существование.
«Хватит проникаться жалостью к самой себе», — мысленно заявила молодая женщина, подшивая последний лист к копии заверенного завещания фон Бюлова.
Спасибо Господу за Унгара, подумала Берта, за доктора Вилфрида Унгара, помощника Карла в конторе. Этого молодого человека можно упрекнуть в высокомерии, но он был главной опорой фирмы, в особенности во время ранения Карла в прошлом году, а теперь вот при новом направлении, поскольку муж решил взяться за уголовное право и за расследования.
Раздался легкий стук по дверному косяку. Дверь была открыта.
— Да?
На пороге кабинета стоял доктор Унгар.
— Если я не отрываю вас от работы… — вежливо промолвил он.
— Ни в малейшей степени, — запротестовала она. — Прошу вас, войдите.
Унгар пытался выглядеть старше своих двадцати восьми лет, обзаведясь пенсне и усами, которые закручивались на концах. Его светло-серый костюм хорошо сидел на нем и смотрелся ни слишком вычурным, ни слишком скромным. Можно было гарантировать, что клиенты в его обществе чувствуют себя непринужденно. Волосы Унгара уже начали редеть; для сокрытия этого он зачесывал их на одну сторону.
Помощник уселся в кресло для посетителей на другой стороне стола в кабинете Карла. Берте не понравилось выражение его лица: вид у Унгара был такой, будто он присутствовал на похоронах.
— В чем дело?
— Я сожалею о необходимости известить вас, госпожа Майснер, что я больше не смогу продолжать свою работу в этой фирме.
— Но отчего же не можете?
— Видите ли, дело в этой новой вывеске.
— Вывеска? Что за вывеска?
— «Адвокат Карл Вертен: завещания и доверительное управление, уголовное право, частные расследования».
— Ах вот оно что, — догадалась Берта, — эта вывеска.
— Я бы еще смог вынести уголовное право. В конце концов, господин Вертен набил себе руку в нем, когда служил в Граце. Но расследования? Мадам, я похож на частного детектива? Я больше не могу ходить с высоко поднятой головой в обществе моих коллег. Короче говоря, мадам, я полагаю настоятельно необходимым подыскать себе место в более респектабельной адвокатской фирме.
Берта разрывалась между желаниями залепить пощечину молодому наглецу и упасть перед ним на колени, умоляя остаться.
— Мне прискорбно слышать это, — проговорила она, выбирая нейтральный путь.
Доктор Унгар поднял руку, будто собираясь остановить ее моления, хотя она не проявила такого порыва.
— Уверяю вас, мадам, меня будет невозможно разубедить в моем решении. Я написал то же самое господину Вертену. Однако я счел нужным, следуя своим принципам, известить вас о моем решении лично.
— Очень любезно с вашей стороны, господин Унгар.
— Но опять-таки меня нельзя убедить отказаться от моего образа действий. Однако же если бы вывеску укоротили…
— Да, — сказала Берта, давая выход задетому самолюбию, — это срам. Но нам придется как-то обойтись без вас. Когда вы отработаете последний день?
