Тимон в это время думал: «Я должен узнать, кто убил этих людей и почему именно. И чтобы завершить свою миссию, я должен предотвратить новые кровопролития — или скоро мне нечего будет запоминать. Для исполнения полученного приказа я должен прекратить убийства. Как это необычно для меня. Не сомневаюсь, что Бог смеется».
— Очнитесь, брат Тимон, — пропищал Сполдинг. — Теперь не время для размышлений. Уволочем останки из зала.
Тимон позволил себе взглянуть ему в глаза и удерживал взгляд, пока Сполдинг, вздрогнув, не отвернулся.
— Дверь в дальней стене, — сказал Тимон, — кажется, не ведет наружу?
— Там погреб, — ответил Чедертон.
— Лайвли дождется там возвращения Марбери.
Тимон взялся за лодыжки мертвеца и выразительно глянул на Сполдинга.
— Вы уже убедились, что доктор Чедертон — не убийца?
— Ничего подобного, — вспыхнул Сполдинг. — Я ожидаю, что вы допросите доктора Чедертона с присущей вам ловкостью и добьетесь признания. Оставляю его вам.
— Понятно. — Тимон потянул мертвеца за лодыжки. Ни один из ученых мужей не выразил готовности ему помочь.
22
К тому времени, как Тимон вернулся из погреба, в Большом зале оставался только Чедертон. Он по-прежнему сидел за столом Лайвли.
— Доктор Сполдинг, — выспренно заявил старик, — спешит уведомить каждого, кто согласится его выслушать, о своем возвышении. Будь я алхимиком, охотно превратил бы себя в пчелу, чтобы последовать за ним и полюбоваться его выходом. Увы, мои способности более практического свойства.
— Отчего доктор Сполдинг так поспешно заподозрил вас в убийстве? — спросил Тимон, расхаживая перед собеседником.
— Всем известно, что он меня недолюбливает. Признаюсь, мне случалось подшучивать над ним. Вы сами видели, как это просто. И как соблазнительно. Если не считать этого, я не знаю…
— Не пройдетесь ли вы со мной, доктор Чедертон? Нам с вами придется разыграть спектакль: я должен показать, что допрашиваю вас, а вы — что защищаетесь от обвинения в убийстве.
Чедертон встал.
— Следовательно, вы не согласны с выводом Сполдинга. Считать ли это благодеянием или оскорблением?
— Как я уже говорил, настоящий убийца был проворнее, моложе и выше ростом, нежели вы.
— Значит, оскорблением, — улыбнулся Чедертон.
— Следует учитывать и то обстоятельство, что Сполдинг — идиот, — добавил Тимон, избегая взгляда Чедертона.
— Он вполне овладел древнееврейским, — возразил старик.
Тимон бросил расхаживать и остановился прямо перед ним.
— Полностью, но не в совершенстве. Между тем рассказы о ваших познаниях в этом предмете носятся в воздухе Кембриджа.
— Это запах старости, — поправил Чедертон. — Прошу вас не путать его с достижениями.
— Я не привык к скромности. Вы меня смущаете.
— Так давайте выйдем на воздух, и пусть он прояснит наши мысли. — Чедертон направился к двери. Для человека на шестьдесят восьмом году жизни он двигался очень уверенно.
— С вашего позволения, — шагая рядом с ним, предложил Тимон, — я бы сперва обошел здание по периметру. Мы можем обнаружить что-то, что расширит наши сведения об убийце. Мы с деканом Марбери пытались проделать нечто в этом роде прошлой ночью…
— И ничего не нашли?
Тимон всмотрелся в его лицо.
— Я предполагаю, что убийца прошлой ночью не торопился бежать после убийства Лайвли и даже после того, как дважды едва не попался. Демон бесстрашен, дерзок и кажется неуловимым.
— И все же вы ждете от меня помощи?
— Я думаю, что в таком деле две пары глаз лучше одной, — улыбнулся Тимон. — Возможно, вы подметите что-либо, упущенное мною и Марбери.
— Отлично! Я стану вашим помощником в расследовании! Я в восторге.
За дверью они замедлили шаг.
— Что вы надеетесь найти? — спросил Чедертон, обегая взглядом фундамент здания.
— Все, что окажется не на своем месте: отпечаток подошвы, оброненную вещь…
— Словом, все, что угодно, — заключил Чедертон.
— Да.
Вдвоем они обшарили каждый дюйм земли вокруг Большого зала. Они отыскали много камней, улиток, ржавых гвоздей, мышиных нор, полусгнивших каштанов и один беличий череп. Стены зала под янтарной черепицей высоко поднимались к небу. Здание замыкало общий двор между деканатом, спальными помещениями и часовней. Проходы между стенами были обсажены деревьями и кустами, но строгий вид двора не нарушала никакая зелень.
— Вы протестант, — заговорил Тимон после получаса безуспешных поисков, прошедших в молчании.
— Что навело вас на эту мысль: мое черное одеяние или моя сомнительная репутация? — спросил Чедертон, нагибаясь, чтобы осмотреть и спрятать в карман клочок бумаги.
— Будучи совсем другим человеком, гораздо моложе, я слышал вашу проповедь в Лондоне, в соборе Святого Павла. Кажется, в 1578 году.
— Именно так. — Чедертон разогнулся и потер себе спину. — Я весьма гордился той проповедью.
— Но не ваш отец.
— Марбери говорил, что вам известно все. — Лицо Чедертона смягчилось. Азарт сыщика погас в его глазах. — Вот и теперь вы вызываете призраки прошлого.
— Он был католиком, ваш отец.
— Истовым. Суровым. Я очень разочаровал его, когда восстал — лет за пятнадцать до той проповеди, которую вы слышали. Вскоре после пробуждения во мне веры я обратился к отцу за небольшим вспомоществованием. Наша семья была чрезвычайно состоятельной. Он прислал мне рваный кошелек с одним гротом и совет просить милостыню. А потом лишил меня наследства.
— Но вы не стали просить милостыню.
— Если долго смотреть на эту стену, — почти шепотом проговорил Чедертон, — он встает перед моим взором. Я неизменно вижу его разгневанным, неподатливым, как эти камни. Он ни разу не слушал моих проповедей. А я не пошел на его похороны. Я старик, но, когда мне является призрак отца, я теряюсь, как ребенок.
— И все из-за расхождений в столь нематериальном предмете, как слова.
Чедертон поднял лицо к солнцу, а ладони сложил на груди у сердца.
— Понимаю. Вы все же допрашиваете меня.
— Я никоим образом не подозреваю вас в убийстве, — возразил Тимон.
— Я о другом, — не шевельнувшись, отозвался Чедертон. — Ваши интересы простираются во многих направлениях.
— Не знаю, о чем вы говорите.
— Не знаете? — рассмеялся Чедертон. — Вы пытались втянуть меня в дискуссию о «чем-то столь нематериальном, как слова».
— Я только…
— Тс-с! — приказал старик. — Я должен подумать.
