— Яков полагает, что нас окружают слуги дьявола, в частности ведьмы. Он уверен, что они убили Гаррисона. Так же он объяснит и смерть Лайвли. Ему мерещится, что здесь у нас даже в чернилах и бумаге, на которой мы пишем, обитают демоны.
— Король Яков давно охотится на ведьм, — мягко напомнил Тимон. — Будучи королем Шотландии, он сжигал их сотнями. Одно из первых его деяний в качестве короля Англии…
— Да, он издал суровейшие в истории Англии указы против колдовства. — Марбери вздрогнул. — Но если бы вы слышали его голос, видели его глаза…
— Ваши опасения за короля читаются на вашем лице.
Марбери осекся, осознав, что наговорил. И содрогнулся, взглянув в лицо Лайвли.
— Я предпочел бы не задерживаться в этом погребе дольше, чем необходимо.
— Да. — Тимон шмыгнул носом. — Тогда будьте добры осмотреть лицо мастера Лайвли и сказать мне, насколько эти повреждения сходны с порезами на лице Гаррисона.
— Лицо Гаррисона было неузнаваемо. Ран на нем было, пожалуй, в десять раз больше.
— Так сказали мне и Сполдинг, и Чедертон. Хорошо.
— Вы предполагаете, — подхватил Марбери, — что убийце не дали довести дело до конца. Значит, может обнаружиться свидетель.
— Именно так. Но как истолковать записку во рту Лайвли? — проговорил Тимон, не сумев скрыть восхищение умом декана.
Марбери кивнул.
— Как вы сказали — послание?
— Возможно.
— Расскажите, что дал вам осмотр тела Пьетро Деласандера.
— Он умер от яда, — ответил Тимон. — Это несомненно. Яд был в перстне, который он носил на левой руке. Люди такого сорта часто прячут на себе подобные снадобья.
Марбери не сводил с него глаз.
— По вашему тону я догадываюсь, что это не все.
— Верно, — бесстрастно подтвердил Тимон. — При нем оказался официальный тайный приказ.
Марбери прищурился, усилием воли заставив себя забыть о холоде.
— Тайный приказ…
— О нем позже, — отрезал Тимон. — Он не имеет непосредственного отношения к нашим делам.
Марбери не скрыл недоверия.
— Между прочим, — продолжал Тимон, словно не замечая выражения его лица, — при нем не оказалось пистолета, хотя нашелся мешок с пулями и порохом.
— Его пистолет забрали разбойники, — улыбнулся Марбери. — Те самые, что спасли мне жизнь.
— Ваше путешествие не назовешь однообразным.
Тимон при всем желании не мог понять теплоты, с которой декан упоминал о разбойниках.
— Не уйти ли нам из этого ледяного ада? — предложил Марбери. — Я видел Лайвли. Я согласен с вами — здесь его можно сохранить, пока мы не решим, что делать дальше. Но зачем было вызывать меня? Почему не встретиться в моем кабинете…
— Чедертон убедил меня, что здесь повсюду невидимые глаза и уши. Я не приписываю им демонических свойств, но, полагаю, они способны видеть и слышать. Я стремлюсь внушить им, что нас с вами не так просто запугать. Мы — железные люди, и нас не собьешь с пути страшными ранами, пистолетами, ядом, чумой и ведьмами. Пусть они видят, что нас ничто не остановит.
— Согласен, — сквозь зубы проговорил Марбери, — но нельзя ли нам быть неустрашимыми героями в чуть более теплой комнате?
— Потерпите, прошу вас. — Тимон небрежно облокотился на стол, на котором лежал Лайвли. — Расскажите, что за яд вы приняли.
— Я его не принимал, — огрызнулся Марбери, растирая застывшие ладони. В нем снова проснулись подозрения, и он решил на время забыть о холоде. — Мне его дали в сладких печеньях и грушевом сидре.
— Однако вы остались живы.
Прежде чем ответить, Марбери послал Тимону полный ярости взгляд. Тимон остался абсолютно спокойным.
— Яд, безусловно, предназначался королю, — медленно заговорил декан. — Все произошло в его личной кухне. У его слуги оказалось при себе столь мощное противоядие…
— Рвотное, — как бы про себя уточнил Тимон.
— Да. Очень сильное. Я, можно сказать, вывернулся наизнанку. Пришлось пережить это унижение в коридоре у входа в кухню.
— Пока король ждал внутри?
— Я никогда в жизни не испытывал такого смущения.
— Где и когда вам предложили еду?
— Как только я прибыл, — от раздражения голос Марбери скрежетал, словно железом по камню. — В личной королевской кухне, как я уже говорил.
— А ждать его величество вам пришлось в течение…
— Менее получаса.
— Достаточно долго, чтобы почувствовать действие яда, — негромко заметил Тимон, — но недостаточно, чтобы зелье сделало свое дело.
— Простите? — Любопытство заставило Марбери на время забыть о злости. — Каким образом?..
— Вам не показалось странным, что у слуги было при себе противоядие?
— Мне объяснили, — протянул Марбери, — что его величеству приходится постоянно остерегаться отравления. Собственно, его уже пытались отравить, и он выжил только благодаря тому самому средству, которое дали мне.
— Однако, как я понял, король не намеревался разделить с вами трапезу?
— Мне сказали, — беспомощно отозвался Марбери, — что этот слуга всегда имеет при себе противоядие.
— Оказавшееся спасительным для вас…
— Да.
Марбери, забыв обо всем, тоже оперся о стол Лайвли.
— Не думаете же вы?..
— Я всего лишь отмечаю, что вы были отравлены в присутствии короля, а затем спасены королем. Это несколько жестокий, но достаточно известный способ. Переполняющая жертву благодарность в сочетании с пережитым глубоким унижением во многих случаях обеспечивают преданность.
Марбери съежился, его била дрожь. Он понимал, что Тимон ухватил что-то важное, но не успел осознать, что именно, потому что тот продолжал:
— Вы привезли королю тайное известие: рассказали о совершенном убийстве и намекнули, что документы, присланные им самим, могли стать причиной преступления. В ответ он открылся вам в своей ненависти к колдовству, признался, что его пытались отравить…
— И сообщил, — прошептал Марбери, — что существуют потаенные или запретные Евангелия, не видевшие света более тысячи лет.
— После чего, — Тимон ударил ладонью по столу, — вас преследует известнейший в Европе наемный убийца — с той минуты, как вы выехали из Хэмптон-Корта! Если король желал обеспечить ваше молчание, сохранить свои тайны, он не мог найти лучшего палача, чем Пьетро Деласандер.
— Вы должны сказать мне, откуда его знаете, — прошипел Марбери.
— Вы должны сказать мне, как он умер, — возразил Тимон.
— Я уже сказал! — взорвался Марбери.
