— А пусть под руку не лезут, — просто ответил Андрей.
— Тут, брат ты мой, такое дело…
Палену стало неловко, и он опустил глаза.
— Я, как твой полковой командир, обязан отреагировать. Все же стычка с полицейскими!
— Я понимаю, ваше превосходительство.
— Вот и хорошо, что понимаешь. В общем, объявляю тебе домашний арест на месяц, нет, на две недели. Прости, брат.
* * *
Конечно, домашний арест — это не сидение под караулом в съезжем доме, а паче в остроге, да все ж наказание.
Делать визиты запрещено. Посещения балов, раутов, клубов, рестораций и прочих собраний и заведений, включая присутственные места и книжные лавки, невозможны, и даже просто прогуляться, скажем, по Невскому прошпекту или Летнему саду значило бы нарушить приказ. В общем: туда нельзя и сюда не можно.
Запрещалось также отправлять и получать какую-либо корреспонденцию, кроме газет и журналов. Правда, ограничение свободы передвижения не распространялось на посещение церквей, аптек и кладбищ, однако это еще более подчеркивало щепетильность сего наказания и вызывало немалую досаду. Да и ослушаться полкового командира и фронтового товарища, коий никогда не давал своих сослуживцев в обиду, означало окончательно и бесповоротно утратить его доверие.
Но как в таком положении вернуть книгу? И как ее вообще вернуть, когда нет даже денег, чтобы выкупить ее обратно?
Остается одно: думать, искать того, кто бы мог помочь.
Но кто может помочь в таком деле?
Тот, кто обладает достаточной властью, и тот, кого все боятся.
Но у него нет таких знакомых.
Андрей поднялся с оттоманки и подошел к окну. Серое небо, серые здания, посерелый снег меж лавками Гостиного двора напротив. Все серое, как тогда, после разрыва гранаты, когда он, брошенный рывком секунд-майора Татищева на землю, открыл глаза…
Есть! Татищев! Павел Андреевич!
Татищев теперь чиновник Тайной экспедиции розыскных дел при Правительствующем сенате, о коей ходили самые невероятные слухи. Говорили, что в архиве сей канцелярии есть сведения не только о государственных преступниках, злоумышлявших противу императорской власти и Российской державы, но также сведения о едва ли не всех живущих и уже покойных подданных империи, имеющих чины и звания, а то и не имеющих их, однако по той или иной причине попавших в сферу интереса Тайной экспедиции. Вот кого боялись все, или почти все, имеющие за собой хотя бы мало-мальские грешки. А что оные водились за антиквариусом Христенеком — в этом нет никакого сомнения!
Да, Татищев — именно тот, кто ему поможет!
Андрей отошел от окна и плюхнулся в кресло.
С Павлом Андреевичем они виделись в сентябре прошлого года. Случайно. Столкнулись на углу Мошково переулка. Кажется, Татищев теперь подполковник. Он был искренне рад его видеть.
Где же он живет? Ах, да, на Невской набережной, недалеко от Сената.
Андрей дернул сонетку. Еще раз. Затем третий. Наконец в дверном проеме появилась взъерошенная голова лакея Семки.
— Звали, барин?
— Где тебя носит, скотина?
— Дык, это…
— Сейчас я напишу записку. Отнесешь ее господину подполковнику Татищеву на Невскую набережную. Повтори.
— Сейчас я напишу записку…
— Болван! — воскликнул Нелидов и едва не запустил в лакея скляницей с чернилами, стоящей на бюро рядом с креслом.
— Истинно глаголете, барин, болван и есть, — с удовольствием согласился Семка.
— Тьфу ты, — выдохнул Андрей и принялся писать. Когда закончил, сложил листок вчетверо и протянул лакею.
— Вот тебе записка. Отнесешь ее на Невскую набережную, в дом… В общем, найдешь, где проживает подполковник Татищев, и отдашь ему лично в руки. Понял?
— Понял, барин, чего ж не понять, — деловито ответствовал Семка и свел брови к переносице, глядя на Нелидова преданными глазами.
— Тогда повтори.
— Вот тебе записка…
— Твою мать! Ты что, нарочно издеваешься надо мною! — почти простонал Нелидов.
— Никак нет, барин, — вытянулся перед ним Семка. — Лакеям над своими барами издеваться не можно, непорядок это. Вот господам над лакеями измываться — это пожалте! Это за милую душу! А ежели наоборот, то я, к примеру, не согласный.
Семка переступил с ноги на ногу и верноподданнически посмотрел на хозяина.
Андрей нервически сглотнул и, стараясь не встречаться с Семкой взглядом, сказал:
— Ладно, ступай. И чтобы мигом! Вернешься — доложишь.
* * *
— Что так долго, Семушка? — обдала его жарким дыханием Лизка. — Я уж стосковалась вся. Распалил девушку и смылся. — Она игриво улыбнулась. — Так приличные кавалеры не поступают.
— Барин звали, — степенно ответил Семка, благосклонно разрешая Лизавете обнимать себя. — Никак оне без меня обойтись не могут. Вот и теперя задание мне дали господину одному послание тайное отнесть. Дескать, ты, Семен, самый у меня смышленый, и никто, окромя тебя, с поручением сим не справится. Выручай, грит, иначе пропаду!
— Что, прям так барин и сказали? — восторженно захлопала глазами Лизавета.
— Ну, дыкть, — Семка задрал подбородок и посмотрел на Лизку сверху вниз. В глазах его прыгали смешливые бесенята. — Так что ты, покуда я барина выручать буду, обожди меня, я, чай, скоренько, а ты никуда не уходи, здеся меня жди. Поняла?
— Как скажете, Семен Сосипатрович, — послушно кивнула в ответ Лизка.
Когда Семка вышел из каморы под лестницей — места их любовных утех, — Лизавета вздохнула и смиренно уселась на кушетку.
Все же, как повезло ей с Семеном, какого парня бог послал, ну никоего сравнения с иными!
Как сладко ей с ним!
Как он умеет обниматься, ведь ноженьки после этого не держат! Руки его, ну прям везде побывают, все места ее заповедные потрогают-помнут, все складочки телесные проведают!
А какие он слова ей сказывает — заслушаешься, ласковые, какие, верно, только господа полюбовницам своим сказывают: и акциденцией назовет, и кондицией, и обструкцией. А еще — как это? — диареей! Красиво как звучит! Ну разве устоишь перед таким к себе обращением? Вот свезло так свезло.
И уж как любит ее, ведь аж по три раза кряду может любить без передыху. Нет, конечно, не совсем без передыху, чуток времени проходит в перерывах. А все ж кто еще на такое способен, окромя свет-Семушки?
И бережет ее, не хочет, чтоб до свадьбы забрюхатела, в ладошку ейную или на живот сласть свою изливает. В общем, свезло с мужиком! Несказанно просто, ей-богу. А и свадьба, что ж, верно, не за горами. Вот поговорит Семушка с барином насчет его согласия, и обвенчаются они. А иначе-то как?
