— Того, кого ищете, — ответила ясновидящая.
Глава одиннадцатая
«Петица», «Звезница», «Земница» и Троянова чаша. — «Вы? Одна?» — Какой же он бурбон, или о чем поведала мадемуазель Турчанинова подполковнику Тайной экспедиции. — Сны, они почти всегда вещие. — Большой палец как орудие убийства. — Злые и сумасшедшие одинаково сильны.
— Нашли? — с надеждой спросил Борис Андреевич и сделал попытку приподняться.
— Ищут, — поспешила заверить его Анна. — Лежите, пожалуйста.
Нелидов откинулся на подушки.
— Нельзя, чтобы она пропала. Ведь «Петица» есть книга откровений, и вместе с «Звезницей», «Земницей» и Трояновой чашей они составляют…
Гримаса боли исказила его лицо. Тело Бориса Андреевича вытянулось и стало прогибаться назад. Анна, как могла, старалась своими раппортами уменьшить боль, но на сей раз это получилось у нее с большим трудом. Наконец по телу Нелидова прошли судороги, и оно потеряло способность двигаться.
— Есть новости о книге? — спросила она Андрея Борисовича.
— Все то же, — мрачно ответил Нелидов-младший. — Если отец умрет, я себе этого никогда не прощу.
— Мне надо поговорить с господином Татищевым.
— Я думаю, он зайдет вечером.
— Вы меня не поняли, — жестко посмотрела на Андрея Анна Александровна. — Мне надо поговорить с господином Татищевым срочно.
— Но время для визитов еще не…
— Вы знаете, где он живет? — оборвала Андрея Турчанинова.
— На набережной Невы, недалеко от Сената.
* * *
— Вы? Одна? Вас кто-нибудь видел? — спросил Татищев, когда они расположились у него в кабинете.
— А что такое? Вы боитесь за свою репутацию?
Опять сарказм в голосе. До чего же несносная женщина, тьфу ты, девица!
— Но приходить одной, к мужчине…
— Ах, так вы боитесь за мою репутацию? — слегка усмехнулась Анна Александровна. — Тогда не стоит беспокоиться.
— Хорошо, не буду, — с ехидцей произнес Татищев. — Итак…
— Я хочу помочь в поисках книги, — начала Анна. — Ее надо найти, иначе Борис Андреевич умрет.
Это было сказано столь прямолинейно и как-то буднично, что Павел Андреевич вздрогнул.
— А вы со своими методами, пассами и раппортами что же не лечите его?
— Я лишь удерживаю болезнь. Но чтобы успешно бороться с ней, надо вернуть ему книгу, — прямо-таки отчеканила Турчанинова.
— В вашей помощи нет необходимости. Вы взялись лечить Нелидова, вот и лечите себе. Прошу прощения, сударыня, у меня сегодня слишком много дел.
Анна с возмущением посмотрела на Татищева. Он вот так безапелляционно выпроваживает ее? Бурбон! Разве позволительно мужчинам так вести себя с женщи… с девицами?
— У адмирала де Риваса в день смерти был посетитель, — выпалила вдруг Турчанинова.
Однако Павел Андреевич лишь насмешливо произнес:
— Что вы говорите!
— Значит, вам это известно, — констатировала Анна, искусно скрыв разочарование. — А известно ли вам, во что он был одет?
— В испанский плащ и шляпу, — спокойно ответил подполковник.
— М-м, — уже не скрывая своего разочарования, произнесла гостья. — А вам известно, что есть один человек, который его видел?
— Двое, — коротко произнес Татищев.
— Прошу прощения? — не поняла Анна.
— Его видели двое, — насмешливо ответил Павел Андреевич. — Эта девица, о коей вы, верно, прочитали в газетах, и ваш покорный слуга.
— Вы его видели? — широко распахнула глаза Турчанинова.
— Видел, правда, только в спину. Что вы еще имеете мне сообщить?
— Что еще имею?
Анна сердито закусила губу. Какой насмешливый, даже пренебрежительный у него тон! Ничего, сейчас она ему покажет!
— Вы видели покойного адмирала?
— Конечно.
— Тогда вы, верно, заметили на его лбу небольшое красное пятно размером с серебряный гривенник?
Улыбка мигом слетела с лица Татищева. В его взгляде Анна с удовлетворением прочла удивление и растерянность.
— Вы были там? Откуда вам про это известно?
— Значит, пятно было?
— Положим, было, — нехотя ответил он. — Повторяю вопрос, сударыня: откуда вам про это известно?
— Вы только что об этом сказали.
— Но вы спросили меня о пятне, было ли оно!
— Я только предположила.
— Хорошо, почему вы это предположили?
— Долго рассказывать. К тому же, — не без язвительной нотки добавила Турчанинова, — у вас сегодня так много дел.
— Тогда не тратьте зря время!
— Я думаю, я полагаю…
Как часто ей снится этот сон. Нет, два сна. В первом она все время карабкается на какую-то гору. Она очень высокая, крутая, почти вертикальная, и вершина ее острая, как лезвие ножа. Ей трудно, но она упорно лезет вверх, потому, что ей обязательно нужно перебраться на другую сторону. И вот когда она добирается до острой вершины и остается только чуть-чуть, она вдруг срывается и летит вниз, скользя по крутому склону и тщетно пытаясь за что-нибудь ухватиться. Когда же до земли остается одно мгновение и гибель уже неминуема, она просыпается.
Второй сон ярче и красочней. Она выходит из классов. До обеда еще далеко, и она решает посидеть в саду. Гувернантка пошла к матушке с докладом о ее успехах, в саду она одна.
Потом она идет поросшей травой тропинкой меж яблоневых и грушевых деревьев и вдруг оказывается в длинном коридоре с множеством дверей. Все они заперты, кроме одной. На двери распятие, почему-то вниз головой. Она приоткрывает дверь, осторожно делает шаг, другой, и вот она уже в зале, похожей на университетскую аудиторию. Из-за высоких витражей на стенах аудитории пляшут цветные блики.
Сама аудитория представляет собой несколько рядов полукруглых скамей, расположенных ступенями. В центре кафедра, за которой стоит седобородый старец в просторном одеянии из китайской камки и с совершенно голым, как коленка, черепом. Что он говорит, ей не слышно. Когда глаза привыкают к полумраку, она замечает, что на скамьях сидит около дюжины человек в одинаковых пурпурных шапочках и с лентами через плечо. Ленты у них разных цветов: розовые, фиолетовые, зеленые, белые. При ее появлении старец перестает говорить. Вслед за ним поворачивают к ней головы и сидящие на скамьях люди. Но вместо лиц у них звериные морды. Самый ближний к ней — это какая-то помесь гиены и волка. Однако у него человеческие глаза, и она догадывается, что звериные морды — это личины, надетые на лица. Она на шаг отступает, и тут на плечо ложится чья-то рука. Вздрогнув от неожиданности, она слышит:
