— Отчего же?
— Оттого, что убиение этой, пардон, потаскушки было ему не на руку. Два трупа в один день и в одном месте — это слишком много и привлекло бы внимание полиции. А нашему Магнетизеру таковое внимание совершенно ни к чему. Выкладывайте все, что о нем знаете.
Этот разговор между Татищевым и Турчаниновой происходил в небольшом кабинетике подполковника на первом этаже дома Бестужева-Рюмина на набережной Невы, где располагался Пятый департамент Сената, через два дня после посещения ими Обуховской клиники. За это время Павел Андреевич получил «добро» на деликатное расследование загадочной смерти адмирала де Риваса, провел досмотр кабинета и библиотеки покойного адмирала, «Петицы» там не обнаружил и решил-таки не отказываться от помощи мадемуазель Турчаниновой. В конце концов, помощь гражданских лиц дознанию есть их первейшая обязанность, и полиции, в том числе и тайной, не след в этом отказывать. А как только надобность в Турчаниновой отпадет, ее всегда можно будет отстранить от сего дела по причине его секретности.
— Собственно, мне известно о нем не столь уж много. Например, в Москве он всегда снимал меблированные комнаты с имеющимся в них черным ходом. Записывался у домовладельцев статским служащим с чином коллежского секретаря либо надворного или титулярного советника, непременно платил вперед, утром уходил, поздно вечером возвращался, так что его, собственно, мало кто мог видеть и хорошо запомнить. Хозяева меблирашек сказывали, что постоялец никогда не показывал лицо полностью, а в холодное время и вовсе ходил обмотанный шарфом до самых глаз, да и те были сокрыты надвинутой на глаза треуголкой. Дам к себе не водил, ни с кем не приятельствовал, но, по всему вероятию, Москву знал довольно хорошо и никогда не спрашивал, как доехать или дойти до нужного ему места. Словом, золото, а не постоялец.
Сведений немного, но все же кое-что. Главным же являлось то, что Магнетизер владел методой введения своей жертвы в состояние магнетического сна-яви пятой и даже шестой степени несколькими раппортам и за весьма короткое время, после чего убивал их одним прикосновением большого пальца ко лбу, а именно к месту, зовущемуся физиогномистами Точкой судьбы. И, стало быть, был крайне опасен.
«Перстная манипуляция действует сильнее ладонной и есть самый действенный способ прикосновения, — вспомнила Анна лекцию маркиза де Пюйзенгюра. — Сия манипуляция усиливается приведением перстов в различное между ними соединение. Паче действует большой перст, по нем мизинец, потом указательный и четвертый палец. Средний же не оказывает никакого действия. Распростертые или когтеобразно загнутые пальцы действуют наислабее. Сильнейшее действие оказывается в пальцах, сжатых концами в щепоть. Но конец или подушечка расправленного большого перста, при сжатии всех других пальцев в кулак, действует наисильнее всего…»
— А есть что-либо такое, что может как-то воспрепятствовать его силе? — задумчиво спросил подполковник.
Турчанинова ответила не сразу. Ослабить действия магнетизера, конечно, можно, а вот противодействовать?
— Действия магнетизера, насколько мне известно, затрудняют металлические предметы: портсигар в вашем кармане, хронометр, горсть меди, орден на шее или груди. Из материй более всего препятствуют прохождению магнитных токов к телу шелк, гродетур и атлас. Так что шелковая сорочка или атласный жилет будут не лишними при общении с ним.
— Надо будет объявить это агентам.
— Что вы собираетесь предпринять? — деловито спросила Анна и серьезно посмотрела на Татищева. Точно так спросил его вчера обер-секретарь Макаров, когда Павел Андреевич докладывал ему свои соображения. И подполковник, вздохнув и нарочито приняв тон подчиненного, доложил ей четко и вразумительно:
— Предлагаю начать розыски неизвестного лица в плаще, предположительно худощавого и не пышущего здоровием, обладающего привычкой носить треугол, надвинув на самые глаза, и не имеющего ногтей на пальцах рук. Для сего надлежит весьма осторожно, не привлекая внимания, осмотреть домовые книги всех гостиниц и меблированных комнат на предмет поселения в них схожего вышеприведенному описанию человека, записавшегося в чинах от коллежского секретаря до титулярного советника и проживающего в Петербурге около двух-трех недель. У вас будут какие-либо дополнения или возражения, сударыня?
— Возражений не имею, — подыграла Анна. — Вот дополнение: надо предупредить каждого из агентов, чтобы они были крайне осторожны.
— Будет исполнено, ваше превосходительство.
— Ну и, конечно, обо всем происходящем докладывать мне лично.
— Слушаюсь, — серьезно сказал Павел Андреевич.
Глава пятнадцатая
Наказ Нелидова сыну. — Сила добра. — «Тайноликому слава»… — Странники из Китеж-граду, или Хранители Слова и Вед. — «И боги жили среди людей». — Тайные маги, или жрецы Черного Круга. — Восхождение Андрея. — Что есть сокровенная книга «Петица». — Баклажка с сурьей, или все есть внутри нас.
Нелидов умирал.
Анне Александровне Турчаниновой с каждым днем приходилось затрачивать все больше и больше усилий, чтобы сдерживать ход болезни, однако скоро она почувствовала, что ее сил недостает. Кровяная опухоль в мозге стала расти, и консилиум столичных светил, вновь собравшийся в доме Нелидовых, подтвердил это. Прозвучал страшный приговор: жить больному осталось несколько дней.
— Неужели ничего нельзя сделать?! — в отчаянии спрашивал Андрей. В ответ Анна лишь отводила глаза.
В первых числах апреля Борис Андреевич умер. Тихо, без судорог и конвульсий — Турчанинова в последний раз помогла ему. Перед смертью не без содействия Анны к нему вернулась речь, и он позвал сына. Андрей пришел, встал на колени возле постели умирающего отца и заплакал. Анне было неловко видеть, что богатырского роста и сложения мужчина рыдает, как малый ребенок. Хотя в несчастии отца в большей степени виноват был сам Андрей, не приведи Господь испытать то, что испытывал он сейчас.
— У меня мало времени, — сказал Борис Андреевич, глядя сыну в глаза. — Думал, успею сделать из тебя восприемника. Не успел вот. Теперь это сделают другие.
Говорить ему было трудно и больно, но он продолжил:
— Скоро придут люди из Круга. — Нелидов замолчал и перевел взгляд на Анну, потом все же решил говорить далее. — Хранители. И ты, сын мой, обретешь Стезю.
Он облизнул сухие губы.
— Ты должен вернуть «Петицу». В ней сила и память… — было заметно, что ему становится все труднее говорить, — и возможность обрести Утраченное, когда Русью овладеют навьи силы и наступит Кощный век. И ежели «Петица» будет утрачена или попадет во вражьи руки, то никогда уже более не подняться Руси и народ русский изведен будет до состояния ничтожного. И не исполнит он возложенной на него миссии, потому как не будет иметь силы добра, заключенной в «Петице» и иных вещих книгах. Найди ее, верни. Вот тебе мое последнее слово.
Язык его переставал слушаться. Говорил он неразборчиво, и все же Андрей услышал нечто, похожее на молитву:
