Западня…
«Западня – это Версаль. И я попал в нее», – подумал он.
Затем, качая головой, он посмотрел садовнику прямо в глаза.
– Остается еще один цветок. Болотный ирис… а также трава – базилик.
Нормандец прищурился.
– Подождите-ка… Я вам только что рассказывал о лилии. Но самое интересное, знаете ли, то, что геральдический цветок королевского дома Франции – не совсем лилия. На самом деле это ирис. Точнее, определенная разновидность ириса. А именно болотный ирис с желтыми цветами и остроконечными листьями.
– Королевская лилия – это ирис?
– Да. Его название также восходит к греческому пантеону. Как лилия и аквилегия, он означает девственность, но еще и муки крестного пути и воскресения. Его ассоциируют с первородным грехом. Во всяком случае, эту конкретную разновидность… болотный ирис… Это цветок с ползучими корнями, с едким, отвратительным запахом. Из него изготовляли мази, которыми умащивались ночные существа. Это колдовской цветок, господин де Лансаль. Цветок шабаша!
– Ни один из моих цветов не означает… убийство?
– Насколько я понимаю, нет. Но есть эквивалент.
– Ах так?
– Базилик. Ненависть.
Пьетро с минуту стоял неподвижно, почесывая лоб. Он все больше сомневался в своей интуиции. Впрочем, она ему не так уж много подсказала. Однако… он как будто чувствовал, что сквозь эту завесу пытается пробиться луч истины.
Ищи смерти аромат.
Роза и лилия. Столкновение между двумя державами. Две Короны. Асфодель – цветок мертвых героев. Белладонна – яд. Аронник – западня. Болотный ирис – для великого шабаша Баснописца. И все это присыпано базиликом – ненавистью.
Погрузившись в размышления, Пьетро не знал, теряет ли он рассудок или находится на пути к разгадке; он не сводил глаз с песка под ногами. Ему было неспокойно. От вещества, которое убило Ланскене, и ингредиентов, входивших в его состав, до цветов, скрывавших какую-то басню, – казалось, с самого начала расследования он двигался в фарватере смертоносных духов. В фарватере еле намеченном… и опасном.
– Благодарю вас, мой друг. Возможно, вы оказали его величеству огромную услугу, хотя я еще не знаю точно, какую именно.
– Мое рвение и моя честь к услугам его величества… даже если я и философ, – ответил садовник с ноткой сарказма в голосе.
Пьетро повернулся на каблуках и, собираясь уже распрощаться с садовником, вдруг добавил:
– Ну, раз уж я здесь… – Он улыбнулся. – А орхидея? Особенно черная…
Нормандец в свою очередь улыбнулся.
– Она означает усердие, господин де Лансаль. Редкостное усердие.
Они помолчали.
Затем Пьетро засмеялся.
Нормандец вновь взялся за свою метлу, а Виравольта в раздумьях удалился.
Он уже собирался подняться по ступеням, ведущим к террасам, когда внезапно появившийся из-за балюстрады ловек с лицом, обмотанным шарфом, схватил его за руку. был наполовину скрыт в тени.
Черная Орхидея инстинктивно потянулся к своей шпаге.
Из-под шарфа послышался голос:
– Сюда, В. Я вас искал.
Несколько секунд Виравольта не двигался, не откликаясь на зов; мужчина вздохнул и открыл лицо.
На сей раз Виравольта его сразу узнал.
– Если вы закончили резвиться среди цветов…
Это был граф де Брогли.
– Виравольта, мне нужно с вами поговорить.
В это самое мгновение особый агент короны входил в сады Букингемского дворца, расположенного в самом центре Лондона. Он прибыл из Франции с чрезвычайно тревожным докладом. Он пересек парк Сент-Джеймс, затем подошел ко дворцу и попросил аудиенции у его величества Джорджа Уильяма Фредерика, называемого Георгом III, электором Ганновера, королем Великобритании и Ирландии. Затем, выполнив необходимые формальности, он прошел в ворота, попал в лабиринт коридоров и был направлен в сады. О его прибытии сообщили лорду Стормону одному из ближайших советников короля, который занимал пост английского посла во Франции, но в данный момент находился в Лондоне с краткосрочным визитом. Шпион щелкнул каблуками и отрапортовал. Излагая собранные сведения, он время от времени бросал взгляд на вырисовывающийся поодаль силуэт короля в парике и широком красном плаще с золотыми галунами, подбитом горностаем; казалось, Георг III был поглощен созерцанием своих розовых кустов. Король прогуливался по саду в ожидании продолжительной беседы со своими главными министрами, которая должна была состояться через час. Ему доставляло удовольствие шагать по садам и рассматривать сотни видов растущих в нем деревьев и диких цветов. На его руке была защитная перчатка, позволявшая осматривать розовые кусты без риска уколоться. Что касается лорда Стормона, он слушал агента с преувеличенным вниманием, подперев подбородок рукой. Вскоре он отпустил его и возвратился к его величеству.
– Король Франции умер, – сказал он.
– Умер? – задумчиво повторил Георг III. – Значит, это все-таки произошло.
– Вызывает тревогу, ваше величество… то, что происходит с руководством нашей контрразведки. Я не совсем понимаю смысл некоторых маневров.
– Но чем же занимается лорд Стивенс?
– Понятия не имею. Обещаю разузнать как можно скорее. Похоже, он готовит какую-то «операцию», пользуясь тем, что ваше величество дали ему карт-бланш. Операцию, которую он окрестил… Party Time.
[21]
Георг III искоса посмотрел на него.
– Party Time? Но ради всех святых, что же это значит.
Лорд Стормон развел руками.
– Боже мой, я ничего не знаю! Но поверьте мне… Я все выведаю.
Его величество щелкнул языком и выпустил из рук розу с шипами.
– Пожалуй, настало время призвать лорда Стивенса к порядку. Докладывайте обо всем непосредственно мне.
Затем король с отсутствующим видом вновь занялся своими розами.
Мрачный Стормон повернулся лицом к садам.
– I will, Your Majesty. Party Time.
[22]
Национальная лотерея
Королевское поместье, Шуази
«Возможно ли это?» – думала королева.
Стоя у окна своих апартаментов в Шуази, Мария Антуанетта изо всех сил старалась сосредоточиться.
Она только сейчас начинала понимать. Первый шок она испытала, когда свита перед ее отъездом из Версаля потребовала подать «лошадей королевы». Все расплывалось у нее перед глазами. Она держала возле рта носовой платок. Сердце прыгало в груди. Рядом с супругом и в сопровождении графини де Прованс и графа и графини д'Артуа она прошла по залам сквозь ряды придворных. Напряжение не спадало и в карете, везущей ее по направлению к Шуази. Волнуясь, графиня д'Артуа переврала какое-то слово, и все залились нервным смехом. Пребывание в поместье, находящемся далеко от версальских миазмов, было подобно глотку свежего воздуха. Момент был подходящим для того, чтобы во всем разобраться. Созерцая зелень садов, молодая женщина пыталась собраться с духом. К ошеломлению, связанному с трауром, примешивался ужас данного обета.
