Вот она. Иначе не может быть.
Его палец остановился на следующем абзаце одного из рапортов:
«По всей вероятности, аббат Жак де Марсий, принявший прозвище Баснописец, посещал круги янсенистов-конвульсионистов прихода Сен-Медар. По слухам, он активно заботился о бедных, сиротах и проститутках этого прихода, несмотря на возможную двусмысленность подобных поступков, учитывая неопределенность его ситуации, хотя клевета в его адрес не была подкреплена доказательствами. Он мог, например, сожительствовать с некой Мари Дезарно, проституткой из Сен-Медара…»
У Шарля пересохло в горле. Он поднес руку к губам. Постепенно он осознавал истинные размеры катастрофы. Его глаза готовы были выскочить из орбит.
Боже мой… Боже мой…
Невзирая на проливной дождь, он ринулся в Сен-Медар. Он сообщил о себе через одного из своих осведомителей, который легко смог связаться с кюре и отыскать нужную ему особу Брогли выпрыгнул из кареты прежде, чем она остановилась. Он прошел под колокольней, целиком находящейся в тени небольшой церквушки. Брогли обратил внимание на профили химер с отверстыми пастями на водосливных трубах: они выпустили все свои когти и, казалось, готовы были обрушиться на него. Крыльцо было обрамлено несколькими рядами арок с изображениями апостолов и священных книг; арки символизировали холодные круги Чистилища.
Приход, который в течение краткого периода возглавлял аббат Марсий, имел особую славу. В первой половине века здесь вершились чудовищные дела. Вокруг могилы дьякона, расположенной на кладбище по соседству с церковью, происходили чудесные исцеления; верующие бились здесь в конвульсиях Дьякон, Франсуа де Пари, умер в 1727 году. Этому кумиру бедняков ставилось в вину то, что он был янсенистом, активным членом партии «протестующих». С момента издания буллы Папы Римского «Unigenitus»
[44]
янсенистов считали еретиками по отношению к католической вере на основании их положений о благодати и предопределении. Теологический спор вовлек всю элиту и даже затронул низшие слои общества, в которых янсенисты пользовались почтением из-за своей прямоты и благотворительности. Во времена Регентства группа епископов, монахов и священников при поддержке многих светских сторонников опротестовала буллу «Unigenitus», за что мятежников стали называть «протестующими». За десять лет поступило множество протестов, в свою очередь приводящих к многочисленным отлучениям от церкви, и в каждом из них речь шла о Франсуа де Пари. Перед смертью он составил завещание, по которому все его имущество отходило к беднякам Сен-Медара.
Вскоре вокруг его могилы стали происходить странные вещи. Поговаривали о чудесах. На кладбище начали стягиваться золотушные и паралитики, чтобы полежать на могиле дьякона или собрать земли для своих повязок. Архиепископ Парижа осудил подобные сборища и потребовал прекращения культа мощей. В ответ на это двадцать три парижских кюре обратились к нему с ходатайством, в котором говорилось о четырех чудесах, которые могут быть подтверждены достоверными свидетельствами. Церковь не отреагировала. Тогда поклонение стало еще неистовей. В рапортах королевской полиции стали появляться сигналы тревоги. В них описывались больные, одержимые неизвестными силами. Излечения сопровождались теперь конвульсиями, а также воплями и хрустом костей. Девушки отдавались мужчинам, которые не медля овладевали ими. Королевские врачи предъявляли обвинения в мошенничестве. Власти закрыли кладбище, но «церемонии» продолжались в подполье. Спазмы превращались в мучения. Боли, испытываемые конвульсионистами, должны были представлять крестные муки. Участники топтали, били и вытягивали конечности своих жертв во имя божественной благодати. Отныне для создания новых стигматов использовались железные ломы, шпаги и лезвия. Сами янсенисты, затронутые этим движением, объявили, что не имеют ничего общего с его ужасами. Вскоре осталось лишь несколько тайных сообществ. Равнодушие или ненависть духовенства и властей подтолкнули их на самую крайнюю меру: отождествление с Христом путем инсценировки Его мук и распятия.
Об этом сейчас вообще не упоминалось; но полиции было известно, что и полвека спустя не все очаги конвульсионистов были искоренены. Аббат Марсий, последователь Франсуа де Пари, был, возможно, из их числа. Проведя небольшое расследование, Шарль узнал, что сегодняшнего кюре Сен-Медара зовут Жан Моруа – аббат Жан Моруа.
Он постучал в дверь ризницы. Тут же ему открыл священник. Стройный семидесятилетний старик с сетью морщинок у глаз, Жан Моруа плавно двигался в своем черном одеянии. Шарль показал ему королевскую печать, которой он пользовался со времен Людовика XV.
Моруа впустил шефа Тайной службы.
– Она здесь? – произнес Шарль.
– Она ждет вас.
Вдоль стен висели стихари. На конторке, освещенной свечкой, лежала Библия и были разбросаны какие-то бумаги. Аббат открыл дверь, находящуюся в глубине ризницы. Она вела в здание, расположенное за церковью. Под лестницей аббат приподнял шпалеру, за которой находилась еще одна дверь, а также несколько ступеней, ведущих в подвал. Они направились вниз. Ступени привели в помещение с каменными крестовыми сводами. Оно было обставлено как гостиная: глубокий диван и книжный шкаф, переполненный религиозными книгами и трактатами о мистике. Вокруг стола со скудным убранством располагалось еще одно бюро и множество стульев. Зажгли дополнительные свечи. На столе стояли две чашки и кувшин с травяным отваром, от которого еще шел пар. Как только они вошли, сидящая неподалеку женщина неопределенного возраста тут же подняла голову, как будто ждала их.
Шарль сразу заметил, что она была слепа.
– Это вы, Жан?
– Это я, Мари. Я кого-то привел.
Шарль внимательно рассматривал женщину. У нее были выжжены глаза. Казалось, что ее веки были зашиты в глубине глазных впадин, заполненных наростами из фиолетовой кожи. Она была такая же тощая, как и аббат. Шаль, покрывающая ее голову и плечи, еще больше делала ее похожей на ведьму из детской сказки. Однако ее лоб, на который падало несколько седых прядей, казался спокойным и светлым. У нее были очень длинные руки, а кисти она держала под мышками. Она сидела, словно Парка в своем святилище.
– Посланец Версаля… который собирает информацию об аббате Марсии, – вновь заговорил Моруа.
– Об аббате… Но ведь он давно умер, – проговорила старуха.
– Вы знали его, не так ли? – спросил Шарль.
Старуха медленно высвободила свои руки. Брогли увидел, что они были чудовищно изувечены. На ладонях зияли глубокие дыры. «Стигматы», – подумал Шарль.
Он повернулся к Моруа.
– Я приютил Мари много лет назад, – сказал священник. – Ее долгое время преследовали власти. Но она страдает сегодня так же, как и вчера. Все ее родные умерли. Она никогда не искала ничего, кроме душевного покоя… Раньше она надеялась найти его в самых страшных муках. Она была… с ними. Конвульсионистка. Она знала не только Жака де Марсия, но и Франсуа де Пари.
