Наконец они оказались в Зеркальной галерее.
Пьетро достиг самой середины. Баснописец остановился рядом с ним.
Пьетро колебался… потом он повернулся.
Они поклонились друг другу.
Вдалеке возобновилось празднество, начинался версальский бал.
Бал-маскарад.
Они стояли лицом к лицу посреди зала совершенных пропорций. Венецианец снял шляпу. Все люстры, протянувшиеся от Зала Войны до Зала Мира, были зажжены. Галерея ослепительно сверкала. Апельсиновые деревья придавали обманчивую сладость тому месту, где готовились соединиться две силы. Пьетро и Баснописец начали сходиться в центре галереи на фоне портьер из дамаскина. Это был бесподобный миг, как бесподобен был жест венецианца, чья ловкая рука потянулась к паркету в приветствии, означавшем объявление войны; как и движение его противника, дотронувшегося рукой до плеча; как этот легкий поклон с обеих сторон, которому сопутствовало молчание, смысл которого заключался в следующем: «Я готов с этим покончить». – «Но… что происходит?» За ними у выходов из салонов уже собрались зеваки. Удивленные придворные окружили дуэлянтов. Скоро вокруг них уже стояла целая толпа. Все в этот вечер надели маски животных Буйволы, вороны, лисы, львы ослы, быки, гепарды и другие животные составляли невероятное сборище. Издалека до них доносились звуки оркестра, обольстительное протяжное пение, которое подчеркивало ирреальность происходящего. Толпа, казалось, откликалась на эту мелодию. Она медленно двигалась, как небольшая волна или крона дерева на легком ветру. Она была похожа на собрание пророков или членов какого-то братства, сошедшихся для ритуала жертвоприношения. Через толпу пробиралась Анна Сантамария в маске львицы. За ней следовал Козимо, пятнистый гепард, протягивая руку к шпаге и готовый броситься вперед.
Но мать удержала его.
Заключенные в роскошные рамы, зеркала превратились в невиданный калейдоскоп, бесконечно отражая позиции этих вооруженных танцоров. На своем веку зеркала видели столько жестокости и роскоши! Сорок пять лет под аккомпанемент шума возводимых лесов, под скрежет прислоненных к стенам стремянок, под скрип строительного мусора под ногами, расчистка которого стоила больших затрат, под насвистывания маляров, грохот поднимаемых наверх камней и катящихся тачек в облаке известковой пыли – все это для того, чтобы извлечь из раковины чистейшую жемчужину. Радужно-кристальные зеркала отчасти сохранили память об этом. Они запечатлели образ «короля-солнца», сначала молодого и влюбленного, затем отяжелевшего под грузом своего немыслимого ореола, подавляющего целый свет своей славой, которая намного превосходила его самого, тогда как старость уже сгибала его спину и плечи. Они вибрировали в ответ мерным шагам Бенджамина Франклина в его зашнурованных ботинках, Расина, направлявшегося с рукописью «Эсфири» под мышкой к апартаментам госпожи де Ментенон; они перешептывались, отражая хрупкую и жеманную внешность Помпадур, и запотевали в тот вечер, когда состоялся выход дрожащей Дюбарри; они воспевали белизну и розовый румянец шестнадцатилетней Марии Антуанетты, искавшей здесь свой путь, невозможный путь по увядшим лепесткам той молодости, которой ее лишали.
И вот сейчас перед ними танцевали дуэлянты, приветствуя этот карнавал Истории.
Версаль!
Поединок начался.
Прима. Пьетро высоко поднял руку, большой палец вниз, дужки гарды в вертикальном положении. Секонда. Баснописец вытянул руку на уровне плеча, ладонью вниз. Раз, два, три, над схваткой парили тени Кальвакабо, Жиганти и Данси, написавших выдающиеся пособия по фехтованию, а также по танцу. Они соблюдали такт. Венецианец занял позицию терца, согнув руку, ладонь у правого бедра, суставами вниз. Кварта. Баснописец: рука слева, ладонью вверх, дужки гарды в горизонтальном положении. Пьетро атаковал и отступил, чтобы оказаться вне досягаемости; Баснописец: рипост, отход, новая атака. Затем темп ускорился. Один менял положение ноги, другой руки; один выбрасывал руку в тот момент, когда другой производил туше. Они кололи, парировали, прикрывались, уклонялись, переводили, отводили удар движением кисти, заигрывали со шпагой противника, нанося удары клинком, слева направо, справа налево! Пьетро перешел в атаку. Его шпага со свистом пронеслась перед шпагой противника, форте его клинка пересеклась с деболе шпаги Баснописца.
[53]
Казалось, время замерло, затем они разошлись. Пьетро повернулся вокруг собственной оси, чтобы избежать следующего удара; Баснописец также отступил на два шага; толпа приветствовала каждый удар возгласами. Лязг оружия не прекращался; каждый жест был похож на арабеску, бойкая техника, виртуозность двух этих мастеров представляли собой урок для зрителей; шелест рубах создавал звуковой фон дуэли, как и краткие возгласы фехтовальщиков; некоторые из толпы имитировали их жесты, у них пересохло во рту, а сердца бешено бились.
Вдруг Виравольта совершил серьезную ошибку. Он сделал выпад, но Баснописец, отведя плечо назад на манер итальянского приема scanso, живо уклонился. Он перешел в контратаку, и его клинок пронзил плечо венецианца, который вскрикнул от боли и отступил.
Их дыхание смешалось. Звери из басен все плотнее обступали их.
За актом акт идет на смену разнообразной чередой.
Через образы животных преподать урок людям…
Изображать прихоти и грехи человеческого общества…
А мы, какими животными являемся мы?…
Кровь пролилась. Пьетро сделал финт, чтобы вызвать парад
[54]
соперника. В свою очередь Баснописец допустил промах, бросаясь вперед, целясь кончиком клинка в Пьетро и согнув колено. Пьетро устремился в образовавшуюся брешь; рипост был молниеносным. Из рук противника была выбита шпага, и Пьетро решил, что победа за ним. Не тут-то было. Венецианец бросился на врага, а тот тем временем выхватил два кинжала, спрятанные у него на боку.
Клинки завертелись в руках. Пьетро уже посетило мимолетное видение: его лицо изранено, а шея разрублена. Вращаясь, он уклонился от удара и отступил назад. От этого он потерял равновесие, упал, поскользнувшись на безупречно натертом паркете галереи. За ним потянулся кровавый след.
Баснописец засмеялся, отшвырнул кинжалы и схватил шпагу.
Пьетро только что выронил свою.
Плечо его пронзала острая боль.
– Тебе конец, Виравольта!
Баснописец бросился на него.
– Пьетро! – раздался звонкий и чистый голос Анны. Не обращая внимания на свое платье с фижмами, она опустилась на колени и схватила собственный кинжал, незаметно закрепленный у бедра.
Метким движением кисти она бросила его, и кинжал заскользил по паркету.
И все завертелось.