Глава 25
Здоровье и характер князя Николая Андреича
Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он
сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного
гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно
изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее.
У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и
религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни
заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и
порчу детей. — «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой,
как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или,
обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей
нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью,
но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть
виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё-таки знала это, любил
ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не
думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества
сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе — в законе любви и
самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество,
когда сам он — Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости
других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был
весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она
предчувствовала, что с ним что-то случилось, но он не сказал ничего княжне
Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем-то с
отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг
другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна
Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую
княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и
которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в
Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и
нежный друг Julieie».
