— О гой! — послышался в это время тот
неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас,
и самый тонкий тенор; и из-за угла вышел доезжачий и ловчий Данило,
по-украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым
арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в
мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином,
и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для
барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило
всё-таки был его человек и охотник.
— Данила! — сказал Николай, робко чувствуя,
что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило
то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние
намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
— Что прикажете, ваше сиятельство? — спросил
протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза
взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто
сказали эти два глаза.
— Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? —
сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
— Уварку посылал послушать на заре, — сказал
его бас после минутного молчанья, — сказывал, в отрадненский заказ перевела,
там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла
с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был
небольшое отъемное место.)
— А ведь ехать надо? — сказал Николай. —
Приди-ка ко мне с Уваркой.
— Как прикажете!
— Так погоди же кормить.
— Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в
большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом,
видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь
лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам
это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише,
не двигаться, чтобы не поломать как-нибудь господских покоев, и стараясь
поскорее всё высказать и выйти на простор, из-под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы,
что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но
только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще
не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с
ней.
— Ты едешь? — сказала Наташа, — я так и знала!
Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не
ехать.
— Едем, — неохотно отвечал Николай, которому
нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать
Наташу и Петю. — Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
— Ты знаешь, что это самое большое мое
удовольствие, — сказала Наташа.
— Это дурно, — сам едет, велел седлать, а нам
ничего не сказал.
— Тщетны россам все препоны, едем! — прокричал
Петя.
— Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что
тебе нельзя, — сказал Николай, обращаясь к Наташе.
— Нет, я поеду, непременно поеду, — сказала
решительно Наташа. — Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей
сворой, — обратилась она к ловчему.
И так-то быть в комнате Даниле казалось
неприлично и тяжело, но иметь какое-нибудь дело с барышней — для него казалось
невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не
касалось, стараясь как-нибудь нечаянно не повредить барышне.
Глава 4
Старый граф, всегда державший огромную охоту,
теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15-го сентября,
развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с
строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься
пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что-то рассказывали ему. Он
осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего
рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле,
ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка,
называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо
выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под
которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме
господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с
господскими сворами выехало в поле около 130-ти собак и 20-ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый
охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без
шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к
отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади,
изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо
продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо,
тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади,
то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте
из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий,
красивый старик с большими седыми усами.
— Здравствуйте, дядюшка, — сказал Николай,
когда старик подъехал к нему.
— Чистое дело марш!.. Так и знал, — заговорил
дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), — так и знал,
что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая
поговорка дядюшки.) — Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с
охотой в Корниках стоят; они у тебя — чистое дело марш! — под носом выводок
возьмут.
— Туда и иду. Что же, свалить стаи? — спросил
Николай, — свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с
Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из-под которых виднелось
оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не
отстававшими от нее Петей и Михайлой-охотником и берейтором, который был
приставлен нянькой при ней. Петя чему-то смеялся и бил, и дергал свою лошадь.
Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без
усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и
Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
— Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! —
прокричал Петя.
