— Куда головой лежит? — спросил Николай,
подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник
отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая
гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон
борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно
двигавшиеся охотники-выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с
криком: ату! направляя собак — поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай,
Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и
боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался
матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами,
прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул
раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и
поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но
впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие
ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не
подвинулись к нему, как из-за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза,
приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на
хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул
спину и наддал еще шибче. Из-за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и
быстро стала спеть к зайцу.
— Милушка! матушка! — послышался торжествующий
крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и
пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака
повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю
ляжку.
— Ерзанька! сестрица! — послышался плачущий,
не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо
было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями
и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к
зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
— Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! —
закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель
дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками,
выдвинулся из-за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем,
сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям,
утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь,
покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около
столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая
зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя
положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул
всех, и тысячных и рублевых — чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно
оглядываясь, как будто ругая кого-то, как будто все были его враги, все его
обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные —
чистое дело марш!»
— Ругай, на пазанку! — говорил он, кидая
отрезанную лапку с налипшей землей; — заслужил — чистое дело марш!
— Она вымахалась, три угонки дала одна, —
говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его,
или нет.
— Да это что же в поперечь! — говорил
Илагинский стремянный.
— Да, как осеклась, так с угонки всякая
дворняшка поймает, — говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший
дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и
восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом
выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным
разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться
этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в
другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко
перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с
таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и
поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только
долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они
поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной,
побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не
коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид
этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю
и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было,
еще удостоивает говорить с ним.
Глава 7
Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем,
Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение
дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке
Михайловке.
— И если бы заехали ко мне — чистое дело марш!
— сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка,
отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. — Предложение дядюшки было
принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей
поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин
выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших
и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников.
Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки
до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней,
заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о
показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что
говорят о нем.
— Аринка, глянь-ка, на бочькю сидит! Сама
сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
— Батюшки-светы, ножик-то…
— Вишь татарка!
— Как же ты не перекувыркнулась-то? — говорила
самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего
деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул
повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема
гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади
и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не
отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, — не видно было,
чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно
запущенности.
