— Счастье его, что он от меня ушел; да я найду
его, — сказала она своим грубым голосом; — слышишь ты что ли, что я говорю? —
Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья
Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и
сухи, губы поджаты, щеки опустились.
— Оставь… те… что мне… я… умру… — проговорила
она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее
положение.
— Наталья!.. — сказала Марья Дмитриевна. — Я
тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану
говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра
приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
— Ну узнает он, ну брат твой, жених!
— У меня нет жениха, я отказала, — прокричала
Наташа.
— Всё равно, — продолжала Марья Дмитриевна. —
Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он,
если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
— Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали!
Зачем? зачем? кто вас просил? — кричала Наташа, приподнявшись на диване и
злобно глядя на Марью Дмитриевну.
— Да чего ж ты хотела? — вскрикнула опять
горячась Марья Дмитриевна, — что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в
дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что
ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец,
негодяй, вот что!
— Он лучше всех вас, — вскрикнула Наташа,
приподнимаясь. — Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за
что? Уйдите!.. — И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди
только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна
начала было опять говорить; но Наташа закричала: — Уйдите, уйдите, вы все меня
ненавидите, презираете. — И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько
времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что
никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не
показывать ни перед кем вида, что что-нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она
и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна
подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового
цвета, но Наташа не откликнулась ей. — Ну пускай спит, — сказала Марья Дмитриевна,
уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися
раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь
Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей
и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф
Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком
ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней,
по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что
Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь
ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми
растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и
беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на
входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам
приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно
оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и
даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
— Что с тобой, мой ангел, больна? — спросил
граф. Наташа помолчала.
— Да, больна, — отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему
она такая убитая и не случилось ли чего-нибудь с женихом, она уверяла его, что
ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу
уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по
расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел,
что в его отсутствие должно было что-нибудь случиться: но ему так страшно было
думать, что что-нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил
свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить
себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее
нездоровья откладывался их отъезд в деревню.
Глава 19
Со дня приезда своей жены в Москву Пьер
сбирался уехать куда-нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда
Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило
его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа
Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали
письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу,
касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему
казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был
иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая-то судьба постоянно
сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело?
думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь
Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто-то окликнул его.
— Пьер! Давно приехал? — прокричал ему
знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках,
закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним
товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей,
закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было
румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые,
напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер,
ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и
оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!»
с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера
его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу,
сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него,
нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
— Что случилось? — спросил Пьер, входя к Марье
Дмитриевне.
