— «Dieu me la donne, gare a qui la touche», —
сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). — On dit qu`il a
ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее
тронет. — Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова, ] — прибавил он и
еще раз повторил эти слова по-итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la
tocca».
— J`espere enfin, — продолжала Анна Павловна,
— que ca a ete la goutte d`eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne
peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была,
наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть
этого человека, который угрожает всему. ]
— Les souverains? Je ne parle pas de la
Russie, — сказал виконт учтиво и безнадежно: — Les souverains, madame! Qu`ont
ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, —
продолжал он одушевляясь. — Et croyez-moi, ils subissent la punition pour leur
trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs
complimenter l`usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что
они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте
мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют
послов приветствовать похитителя престола. ]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил
положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих
словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал
показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот
герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
— Baton de gueules, engrele de gueules d`azur
— maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических
терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой: Герб Конде
представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами, ] — говорил
он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
— Ежели еще год Бонапарте останется на
престоле Франции, — продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не
слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за
ходом своих мыслей, — то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием,
изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда
будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел
было сказать что-то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая
его, перебила.
— Император Александр, — сказала она с
грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, — объявил,
что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет
сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного
короля, — сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и
роялистом.
— Это сомнительно, — сказал князь Андрей. —
Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела
зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
— Сколько я слышал, — краснея, опять вмешался
в разговор Пьер, — почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
— Это говорят бонапартисты, — сказал виконт,
не глядя на Пьера. — Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
— Bonaparte l`a dit, [Это сказал Бонапарт, ] —
сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что
он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
— «Je leur ai montre le chemin de la gloire» —
сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: — «ils n`en
ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en
foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им
путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не
знаю, до какой степени имел он право так говорить. ]
— Aucun, [Никакого, ] — возразил виконт. —
После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем
героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, — сказал виконт,
обращаясь к Анне Павловне, — depuis l`assassinat du duc il y a un Marietyr de
plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для
некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на
небесах и одним героем меньше на земле. ]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой
оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна,
хотя и предчувствовавшая, что он скажет что-нибудь неприличное, уже не могла
остановить его.
— Казнь герцога Энгиенского, — сказал мсье
Пьер, — была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том,
что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом
поступке.
— Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] — страшным
шопотом проговорила Анна Павловна.
— Comment, M. Pierre, vous trouvez que
l`assassinat est grandeur d`ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие
души, ] — сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
— Ah! Oh! — сказали разные голоса.
— Capital! [Превосходно!] — по-английски
сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно
посмотрел поверх очков на слушателей.
— Я потому так говорю, — продолжал он с
отчаянностью, — что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а
один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он
не мог остановиться перед жизнью одного человека.
— Не хотите ли перейти к тому столу? — сказала
Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
— Нет, — говорил он, все более и более
одушевляясь, — Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее
злоупотребления, удержав всё хорошее — и равенство граждан, и свободу слова и
печати — и только потому приобрел власть.
— Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь
ею для убийства, отдал бы ее законному королю, — сказал виконт, — тогда бы я
назвал его великим человеком.
