– Значит, – продолжил вдохновленный поддержкой генерал, – и дров в печку она могла подкинуть. И по неопытности вьюшку закрыть.
– Да, – согласился Терлецкий, – скорее всего, так и было.
Генерал обрадовался и по привычке принял на себя руководство:
– Эй, кликните-ка управляющего! Гроб надо сделать, за священником послать. А пока прикройте покойного. Покрывало иль одеяло какое надо найти…
Неширокая, но вполне удобная для двоих кровать была застелена лишь простыней. Одеяло отсутствовало, только куча подушек; покойный Северский лежал с краю.
Денису надоело стоять в дверях. Причина смерти установлена, теперь и в комнату можно войти. Он стал искать, чем бы накрыть князя, и заглянул за изящную, карельской березы, ширму. Обычно та закрывала кровать от посторонних глаз, но вчера, в первую брачную ночь, ее отодвинули в угол, к торцевому окну. Так и есть! Одеяло скинуто и лежит по другую сторону брачного ложа, за ширмой. Отодвигать ее не хотелось.
Денис дотянулся, приподнял одеяло. И сразу бросил.
– Илья Андреевич, – позвал он Тоннера,-скорее!
За доктором бросились остальные. Ширму отодвинули, Тоннер аккуратно поднял одеяло.
– Господи! – воскликнул Глазьев. Под одеялом лежало еще одно, на сей раз женское тело. Немудрено, что его не заметили! Тоннер, Терлецкий и Киросиров занимались князем; смотревшим из кабинета мешала ширма, а со стороны гардеробной обзору препятствовала кровать.
– Вот тебе и княгиня, – присвистнул урядник.
Тоннер перевернул женщину на спину.
– Настя! – истошно заорал Михаил Ильич и, отталкивая всех, бросился к ней. – Как же это?
– Слава Богу, – прошептал генерал и перекрестился. – Царствие небесное.
– Как это понимать? – Французская речь отозвалась диссонансом. В череде событий все и забыли об этнографе. В его руках Терлецкий заметил блокнот.
"Ну и пусть пишет! Что, в Америке люди не дохнут? – злорадно подумал он. – Еще как дохнут!"
– Действительно, как это понимать? – повторил по-русски генерал.
– Осмотрите тело, – отбросив всякие любезности, приказал Терлецкий и прикрикнул на столпившихся возле покойной: – Всем отойти!
Доктор присел перед телом на корточки.
– Пусть все выйдут, – обратился он к Федору Максимовичу. – И так глупость сделали, не осмотрели помещение сразу.
Терлецкий согласился:
– Господа, покиньте помещение.
Киросиров не выдержал. Ладно, генерал командует! А с чего это штатские голос повышают?
– А по какому праву, милостивый государь, вы здесь распоряжаетесь? – постепенно повышая голос от громкого до крайне громкого, поинтересовался он у Федора Максимовича.
Переводчик ответил коротко и тихо:
– Третье отделение. Документы предъявлю позднее.
Тайная полиция уголовными делами вообще-то не занималась. Но она была в провинциях единственным ведомством, губернатору и всякому местному начальству не подчиненным, управляемым непосредственно из столицы. Поэтому зачастую расследовала и преступления, напрямую с политикой не связанные. Взятки, несправедливые судебные решения, произвол властей – чем только не приходилось заниматься! Да и уголовные дела были не редкостью. Выборные урядники – какие из них стражи порядка? Опыта и знаний нет, зачастую глупы как пробки. Кто в урядники идет? Мелкие помещики, которым мозгов не хватает в собственном хозяйстве концы с концами свести!
– Простите, – урядник смущенно улыбнулся, – не знал.
– Всех попрошу из спальни выйти. Но не расходиться. Ждать в кабинете.
– В "трофейной", – поправил Терлецкого Тоннер.
Федор Максимович внимательно на него посмотрел. Быстро доктор соображает! Кабинет ночью был закрыт, может, что важное и там найдется!
– В "трофейной", – поправился Терлецкий и, повернувшись к генералу, добавил: – Ваше высокопревосходительство, вы можете остаться. Урядник, разумеется, тоже.
– И пусть господин Угаров зарисует обстановку! Вдруг пригодится.
Вновь Терлецкий поразился дельности предложения доктора.
– Только за альбомом сбегаю, – засуетился Денис.
– Я принесу, барчук, – подал голос Данила. Отнюдь не любопытство привело его в покои князя. Мог ли он бросить Катю, если в доме такое горе? Мужское плечо, оно завсегда рядом должно быть.
Адъютант Веригина Николай проследил, чтобы все покинули кабинет, и прикрыл дверь в покои князя.
Глазьев по примеру столичного коллеги присел около девушки и, придав лицу озабоченное выражение, стал искать пульс у трупа.
– Что скажете, доктора? – обратился к эскулапам Терлецкий.
– Она мертва, – опередил Тоннера Антон Альбертович.
– Вижу, – бросил Терлецкий. – Тоже угорела?
– Не могу сказать наверняка, – начал разглагольствовать Глазьев, – но, учитывая причину смерти князя, не видел бы в том ничего удивительного.
– Как она вообще здесь оказалась? – спросил Терлецкий.
– Ну, как, как? – развел руками генерал. – Жена уехала, к князю пришла любовница. Дело житейское!
– Ага, – встрял в разговор Угаров. – Легла на пол и угорела!
– Вы, юноша, не вмешивайтесь! – оборвал Киросиров. – Осмотрите лучше помещение, чтоб потом быстрее рисовать.
Угаров пожал плечами. Осматривать так осматривать. Денис проявил усердие – на пузо лег. Вдруг на полу что сыщется?
– Конюх Савелий! – громко доложил адъютант Николай.
– Давай-ка сюда голубчика, – приказал генерал.
Николай распахнул дверь в гардеробную. Конюх, увидев мертвого князя, с порога бросился на колени перед ним, вошедший следом Никодим одной рукой поднял его за шкирку и подтащил к Киросирову.
– Как звать? – грозно осведомился урядник.
– Савелий.
– Это ты сегодня княгиню видел? – начал допрос Терлецкий.
– Анну Михалну? – Савелий уставился на Федора Максимовича немигающими карими глазами.
– Про новую княгиню спрашивают, – толкнул конюха Никодим.
– Анну Михалну не видал.
Никодим больно ударил его еще раз:
– Про новую говори, жену Василия Васильевича!
– Василия Васильевича? – переспросил Савелий, посмотрел на тело князя и снова начал креститься.
– Любезный, ты дурака-то не валяй! – разозлился Терлецкий.
– Он не валяет. Всегда такой, – пояснил Никодим. – Работник исправный, а говорит коряво. Савелий, помнишь, ты говорил, что спозаранку новой барыне лошадь седлал?
Конюх посмотрел на Никодима.
– Помнишь?
