Женщину усадили на дороге. Сзади ее крепко обхватил сильный Данила, а ноги держали Глазьев с купцом. Тоннер, велев пациентке рот ни в коем случае не закрывать, достал из несессера металлические щипчики, наложил на больной зуб и, чуть раскачав, выдернул.
– Глазьев, возьмите бинтик, смочите водкой вон из той бутылочки, – распорядился Тоннер и обратился к купчихе: – Будете держать во рту, пока кровь не остановится.
– Доктор, – снова запричитал купец, – само провидение вас нам послало!
Стоп! Про провидение Тоннер что-то слышал вчера. Княгиня говорила: "Если мост подожгло провидение, то я с ним знакома".
Не выпуская из рук щипцы с окровавленным зубом, Тоннер поднялся с колен и позвал:
– Как тебя там? Кшиштоф? Пойди-ка сюда!
Грустный слуга медленно пошел к Тоннеру.
– Шулявский мост поджег?
– Не розумем!
Как бы объяснить?
– Он французский понимает, правда, с трудом, – подсказал Веригин.
Тоннер повернул щипцы с зубом горизонтально:
– Это – мост. Твой пан палить? – вспомнил доктор малороссийское слово. Польский похож – вдруг поймет?
Кшиштоф уставился на окровавленный зуб. А вдруг пытать вздумают? Зубы все повырывают, как потом жевать? Его-то вины нет, а пану уже все равно.
– Пан не палить. Пан деньги давач. Ямщик палить.
– Ямщик, что Шулявского возил, на станции иль в разъездах? – Тоннер повернулся к Сочину.
– На станции, пьет второй день, – ответил смотритель. – Я все удивлялся, где столько денег взял…
"Молодец доктор", – в очередной раз мысленно похвалил Тоннера Терлецкий. Про мост все и думать забыли. Значит, Шулявский неспроста на свадьбу попал. Умысел имел. Может, из-за этого его и убили! Может, и Тучин ни при чем!
– Надо допросить ямщика, – распорядился Федор Максимович.
– Дозвольте вину искупить! – Николай после конфуза боялся оставаться при генерале.
– Дозволяю, только бородатых оставь в покое, – процедил генерал.
– Хотелось бы рассчитаться. – Ксаверий Рыжеватов наконец поднялся с земли.
Тоннер оглядел купца – одежда дорогая, сапоги кожаные, лакированные.
– Пять рублей ассигнациями!
– Пять рублей? – Рыжеватов был прижимист. – За то, что зуб дернули? Грабеж!
Тоннер возмутился:
– Почему сами не дернули?
– А у меня щипцов нет! – парировал Ксаверий.
– Может, человек в средствах стеснен, – предположил Рухнов. – Линейка-то какая дрянная!
– Это не его, – возразил Сочин. – Моя! У Рыжеватова карета справная, дорогая.
– А откуда, любезный, у тебя линейка? – спросил Терлецкий смотрителя. – На какие шиши?
– Один гусар пару лет назад бросил. Совсем сломана была. А я починил, своими ручками. – Смотритель поднял ладони. – В аренду сдаю. Бывает, кто торопится, а ось подломалась или колесо отлетело. Тут я – пожалте. И людям хорошо, и мне.
– А может, зуб здоров был, а вы сразу рвать! – не унимался хитрый купец.
– А я его обратно сейчас вставлю. Увидите – здоровый или нет. – Тоннер потряс щипцами.
Испугавшись угрозы, Рыжеватов торопливо рассчитался. Купеческая чета вместе с Николенькой и смотрителем разместилась на линейке.
– Сочин, – напоследок распорядился урядник. – Пошли кого-нибудь в имение Кусманской. Там мои исправники дезертира ловят. Передай, чтоб сюда ехали. Надо убивца в уезд отправлять.
– Будет исполнено. – Смотритель тронул лошадей.
– Где ж телега? – Все засобирались обратно в усадьбу, а Киросирову не хотелось одному дожидаться, пока заберут тело.
– А вон кто-то едет, – показал на новое облако пыли Роос.
– Усадьба же в другой стороне! – удивился генерал.
– Я перепутал, – повинился Роос. Но тут же его лицо расцвело. В подъезжавшей бричке сидела Суховская.
– Здравствуйте, – поприветствовала она всех. – Я не опоздала?
– Куда? – не понял урядник.
– Как куда? – удивилась Ольга Митрофановна. – На охоту!
Все и забыли про нее!
– Или уже подстрелили кого без меня? – Суховская не могла разглядеть, что именно лежало в кустах. – Там зайчик?
– Зайчик, – согласился Терлецкий, – по имени Анджей Шулявский.
– А зачем он там лежит? – удивилась Суховская.
– Как вы правильно заметили, его подстрелили. – И принесла же нелегкая эту дуру. Вон как вырядилась!
Суховская опоздала потому, что велела потуже затянуть платье, с чем прислуга провозилась часа три. Зато теперь ее многочисленные жировые складки живописно ниспадали, подчеркнутые материей.
– Ах, какая трагедия! Насмерть?
– Да, Ольга Митрофановна, насмерть! Убили его поутру, а кто, не знаем! – Терлецкому хотелось прекратить балаган побыстрей.
– Убили! Ужас! А где князь с княгиней?
– Князя тоже убили – отравили в собственной спальне вместе с Настей, а княгиня пропала.
– И что? Никто в округе еще не знает? – глаза Суховской загорелись.
– Наверное, никто, – пожал плечами Терлецкий.
– Тогда не буду мешать. Антипка, трогай! – Вмиг Суховской и след простыл.
– Какая женщина! – вновь восхитился Роос.
– Вам нравится? – Генерал не был поклонником крупных форм.
– Просто идеал. Но не везде это понимают, – заметил этнограф.
– Да уж, – подтвердил Павел Павлович.
– Моя индейская жена могла остаться в старых девах. Никто не желал ее брать замуж. Мунси ценят худеньких, юрких женщин – они быстро бегают, что важно для охоты. А моя бедняжка и ходила-то с трудом, и очень переживала свое, как ей казалось, уродство.
– А в Аравии тоже любят худеньких? – спросил Веригин.
– Нет, там понимают толк в женской красоте. Девочкам с детства не дают много двигаться и специально откармливают. Моя тамошняя супруга была просто совершенством.
Все побрели обратно по пыльной дороге; Киросиров остался один. Бедняга забрался в беседку и уныло провожал глазами уходящих.
– А зубы тяжело вырывать? – осведомился у Тоннера Глазьев.
– Главное – иметь чутье. Если понимаешь, в какую сторону рвать – выскочит сам, как у купчихи. Если нет – и с тебя семь потов сойдет, и пациенту челюсть разворотишь.
– Хорошая работенка, – мечтательно протянул Антон Альбертович. – Чик – и пять рублей в кармане. Сотня пациентов в день – и жить можно припеваючи! Научите?
– Глазьев, вы поклялись больше не врачевать, – возмущенно прошептал Тоннер.
