– Вы у Павсикакия Павсикакиевича глухоту заподозрили. – Терлецкий с трудом выговорил мудреное имя-отчество и решил впредь называть Киросирова урядником. – Никак и сами страдаете?
Тучин молчал.
– Девушку с натуры рисовали? – повторил вопрос Терлецкий.
– По памяти.
– А эти рисунки? – Терлецкий пролистал альбом, открывая рисунки с Шулявским. – Тоже по памяти?
Тучин кивнул.
– Подвела она вас. Дырка-то в виске у него!
– У кого? – не понял Тучин.
– У Шулявского.
– Как в виске?
– Не помните, куда попали? В висок! С двух шагов стрелять изволили? Чтобы убить наверняка?
– Шулявский убит?! – вскричал Тучин. – Когда? Где?
– Рано утречком, у той беседочки.
– Я его вчера рисовал. Пришел в комнату, никак после дуэли не мог успокоиться. Вот и представил Шулявского на Страшном суде. Денис, скажи, я не в первый раз такой сюжет пишу. Помнишь итальянца того?
– Я готов подтвердить. Картину "Страшный суд" Тучин давно задумал, рисунки с Шулявским – вариант эскиза. В предыдущем альбоме похожий имеется, но с другим главным героем, – поспешно подтвердил Денис Угаров.
– Тем эскизом пусть итальянская полиция занимается, – процедил Терлецкий. – А за убийство Шулявского вы ответите перед российским судом.
– Какой суд? Не убивал я поляка, даже не собирался!
– Не собирались? Про вчерашнюю дуэль запамятовали? – Терлецкий, как и урядник, был уверен, что юноша сознается быстро, но тот упирался. – От примирения вы отказались, договорились продолжить…
– Да, договорились, – подтвердил юноша. – Шулявский в Петербург собирался, мы тоже. Там бы и закончили.
– А вы ждать не стали. Пригласили поутру, для отвода глаз колышки воткнули, черту нарисовали, а потом подошли и с двух шагов выстрелили.
– Как вы смеете! Я не убийца! Все утро у озера рисовал!
– Что вы говорите? Кто-то подтвердить может? – быстро спросил Федор Максимович.
– Маша Растоцкая. У озера она мне свидание назначила.
– Стало быть, врали! Девушку с натуры рисовали.
– Не врал. Маша не пришла.
– Почему?
– Не знаю. Целое утро ждал. Мы условились на шесть утра.
– А в котором часу в усадьбу вернулись?
– В одиннадцать!
– Столько ждали?
– Да! Когда влюблен, можно вечность ждать.
– Точно! А еще можно свою Джульетту в обнимку с чертями изобразить!
– Это я со злости, что не пришла.
– И правильно сделала.
– В обнимку с чертями, – передразнил Тучин Терлецкого, листая альбом. – А сами на память три листа вырвали!
– Я бы всю вашу мазню в печку кинул! – окрысился Терлецкий.
– Саша, на камине я нашел альбом уже с выдранными листами, – сообщил Угаров. – Подумал, что ты сам неудачные вырвал.
– Ты нашел? – Тучин повернулся к Денису. – Спасибо, друг! Не только посмотрел, но и другим показал.
– Комедию ломаем? Сознаваться не хотим? – потерял терпение Терлецкий.
– Не в чем мне сознаваться. Рисовал все утро на пруду.
– В одиночестве?
– В одиночестве. Искусство уединения требует.
– Ладно, предъявим другие доказательства. Доставайте, – Терлецкий на миг запнулся, – господин урядник.
Киросиров достал из кармана пистолет.
– Узнаешь?
– Я с вами свиней не пас, Павсикакий… Как вас там по батюшке?
– Что? – вскочил урядник.
– Дерзить прекращайте, – строго одернул Тучина Терлецкий. – Убийцам не выкают, привыкайте. Пистолет узнаете?
– Похож на тот, что Шулявский князю подарил.
– Похож, – согласился Терлецкий. – Гришка, принеси-ка футляр красного дерева из трофейной. Сейчас проверим.
Слуга неспешно зашаркал по анфиладе. Федор Максимович взял пистолет в руку.
– Для вашей дуэли пару зарядили. А этот разряжен!
– Если помните, пистолет у меня Павсикакий Павсикакиевич отобрал. – Имя и отчество несчастного урядника Тучин произнес уничижительно, и Киросиров сжал кулаки.
– Помню, – согласился Терлецкий. – Но взять оружие снова труда не составляло.
– Я не брал.
– Что вы говорите? Почему же его в вашем комоде нашли?
– Пистолет? Кто?
– Слуга ваш, Данила. А в вашем сюртуке – ключ от комнаты Шулявского. Поляк воров боялся, комнату всегда закрывал. Ключ-то зачем вам понадобился? Деньги из карманов вы забрали. Думали, в комнате еще найдете?
– Как вы смеете?! – Если бы стол не разделял Тучина с Терлецким, то Александр схватил бы переводчика за грудки. – Как вы смеете потомственного дворянина в воровстве подозревать?!
– Сознавайся, мальчик, – по-отечески посоветовал Веригин. Долгий допрос утомил генерала. – Покаяние душу облегчает.
– Павел Павлович, не в чем мне сознаваться! Сами подумайте, мог ли сын Владимира Тучина человека убить? – Саша занервничал. Все складывалось против него. – Пистолет мне подбросили, и ключ тоже.
– Подбросили? – ехидно спросил Терлецкий. Упорный попался постреленок. – Кто, позвольте спросить?
– Не знаю, – ответил Тучин. – Убийца, кто же еще?
– Может, имя назовете?
Тучина осенило:
– Назову! Данила, мой слуга.
– Что?! – тут привстал и Терлецкий.
– Он подбросил. Вернее, просто наврал, что в моих вещах пистолет нашел.
– Ваше высокопревосходительство, – обратился к генералу Терлецкий, – не в службу, а в дружбу. Сходите за Данилой.
– Конечно, конечно! – Генерал заданию обрадовался. – Мне полезно пройтись, кости размять. Вот моя тетушка двоюродная себя берегла, ходила мало. Больше сидела. А в старости, когда артритом заболела, перестала двигаться совсем. Пусть, говорит, слуги меня носят. Эти несчастные восемь теткиных пудов с утра до ночи и таскали. Утром – променад по парку два часа, днем – в церковь, а вечером тетушка на балы любила ездить.
Даже Терлецкий отвлекся:
– Что же она там делала?
– Сплетничала, кости знакомым перемывала. А когда любовь приключилась, танцевала.
– Танцевала?! – изумился Роос.
– Представьте себе! Лет тридцать вдовствовала, а тут старичку-сенатору какому-то вскружила голову. Он, не в пример ей, живой был, танцевать любил. Так они и вальсировали: обхватит он тетушку, а сзади четверо слуг ее кружат.
